– А как же? – удивилась Вера.
– Тещу Петра Христос только за руку взял и вылечил… Кровоточивая – помнишь, ты мне в Евангелии читал - только края ризы Его коснувшись, получила исцеление… А в меня сегодня войдет Он – Сам! Разве можно такого Гостя впускать в немытую и неприбранную горницу?!

И почти без сил откинулась на подушки, в ожидании приезда отца Никона…

Приехав, тот - с Дарохранительницей на груди - сразу вошел в комнату Веры, попросил Александра выйти, а затем исповедовал и причастил Веру.

После причастия она долго сидела с закрытыми глазами. И то ли спала, то ли о чем-то думала. Когда Александр однажды заглянул к ней, чтобы узнать, все ли в порядке, то с удивлением увидел, что она с радостным выражением на лице тянет к кому-то невидимому для него руки…

Наконец, Вера открыла глаза, позвала его и совершенно спокойным голосом уверенно сказала:

– Я видела рай. И Его! Прости, но ни о чем не расспрашивай. Это невозможно передать земными словами…

13

Вопреки надеждам Александра, что у Веры после соборования и причастия все окончательно пойдет на поправку, после краткого, на несколько часов совершенного облегчения, ей наоборот стало еще хуже. Она уже совсем не вставала с кресла. Ей постоянно не хватало воздуха, и уже не только форточка, но и окно в ее комнате было постоянно открыто, отчего быстро простудилась и слегла одна из сестер милосердия.

Скорую помощь вызывали по несколько раз на день и еще по ночам. Она приезжала. Врачи делали уколы. Ставили кислородную маску. И, в конце концов, не выдержав, посоветовали:

– Да дайте же человеку умереть спокойно!

Гульфия и сестры милосердия прекрасно видели, что оставшееся время жизни Веры пошло на часы.

Только Александр не верил, что она умрет, и был убежден, что это, хоть и очень сильное, но, как и прежние, – временное ухудшение.

А Вера тем временем таяла, теряя последние силы, и с каждым разом все более надолго впадала в забытье. Она сама уже, окончательно смирившись со своей участью, утешенная видением, готова и даже рада была умереть. Но что-то упорно продолжало держать ее на этой земле…

Узнав об этом, от поделившегося ее состоянием Александра, отец Лев изумленно воскликнул:

– Как! Она еще не простила всех?! Скажи ей, немедленно пусть простит! А не то, когда я приду…

– А когда вы придете? – упавшим голосом спросил Александр.

– Немедленно, как только комиссия примет воскресную школу! Все, точно! Последний срок! Даю слово!

Войдя к Вере, Александр окликнул ее – раз, другой и, дождавшись, когда она с трудом разлепит глаза, несмотря на то, что перед ним сидел совершенно обессиленный и с трудом внимавший ему человек, громко и решительно сказал:

– Вера! Ты хорошо слышишь меня?

– Д-да… - едва слышно прошептала Вера.

– Я пришел к тебе от отца Льва.

– Хорош-шо…

– Он говорит, нет, требует, и я полностью присоединяюсь к нему: немедленно прости всех – подруг и особенно свою сестру.

– Подруг… прощаю. А ее н-ненавижу…

– Вера! Вера! Нельзя так! Святые говорят, что нужно ненавидеть не человека, а лишь грех, который есть в нем.

– Это уже легче… - молчав так долго, что Александр даже стал прислушиваться – дышит ли она, произнесла Вера.
– Но все равно н-не могу…

– Вера! – повысил голос Александр. – Ты же ведь хочешь, чтобы тебя простил и принял к себе Христос?

Вера молча кивнула.

– Тогда и ты должна простить всех, в том числе, и сестру, – твердо сказал Александр.
– Это единственное и обязательное условие. Ведь сказано: не судите да не судимы будете, прощайте и будете прощены! Нужно простить всех и раздать все долги! Чтобы ничто не отягощало нас на пути в Царство Небесное. Господь прямо говорит, что если мы останемся на земле должны хоть кому-то, то судья отдаст нас палачу, тот ввергнет нас в тюрьму и не выпустит, пока мы не отдадим все до последнего кодранта! Вот такого кодранта, Вера!

Александр сбегал в свою комнату и, вернувшись, для убедительности показал самую мелкую римскую монетку: квадранс или, по-евангельски, - кодрант.

Эта монета неожиданно заинтересовала Веру.

Она протянула к ней дрожащую от слабости руку. Александр положил ей на ладонь кодрант. Она долго смотрела на него и, словно убедившись в чем-то, прошептала:

– Всё. Простила. Всех. И ее тоже…

И уронила ладонь, выпуская на пол монетку…