Это была, под стать Вере, тоже очень сильная и волевая женщина. Невысокого роста. Вся сбитая, крепкая. Чувствовалось, что ей стоит немало сил, чтобы держать себя в руках.

Единственное, что она позволила себе затем – это сесть в кресло, немного перевести дух и затем с упреками набросилась на стоявших перед ней Александра с Леной. Гульфия пошла ставить чайник, чтобы покормить ужином приехавшую с дороги.

– Почему вы вызвали меня не сразу, как началось ухудшение, а когда она… когда ее… уже не стало? – Сестра Веры прижала к губам носовой платок и, справившись с подступившим к горлу плачем, продолжила: - Это вы во всем виноваты, что она так рано ушла! Вы ее запустили! Я бы не дала ей умереть! Я бы подняла на ноги всех! При моей должности ведущего редактора в детском издательстве, через известных писателей, это вполне возможно, и я уже делала так не один раз! Я столько раз вытягивала ее с того света! Так помогала ей...

– Да, что, в конце концов, Гульфия нашла ее умирающей от голода около холодильника! – не выдержав, выпалила Лена.

Лицо сестры Веры пошло красными пятнами. Она в гневе начала было подниматься с кресла, но тут же опустилась. Потому что возразить на это ей было нечего: вернувшаяся в комнату Гульфия согласно кивнула головой, подтверждая сказанное Леной.

Сестра Веры долго молчала и, наконец, слегка поумерив тон, сказала:

– И все равно – вы вызвали меня слишком поздно! Что мне теперь прикажете делать? Вечером, когда все закрыто, а завтра уже хоронить? Как я успею получить свидетельство о ее смерти?

– Да все уже получено! – протягивая лежавшее на столе свидетельство, сказал Александр.

– А все необходимые в таких случаях справки?

– И это сделано!

– Вам ни о чем не нужно заботиться! – успокаивающе подытожила Лена. – Грузовая машина заказана. Могилу выроют наши ребята. Завтра, сразу же после панихиды в храме, мы отвезем Веру на кладбище и похороним.

– Отпевание – это последняя - предсмертная воля вашей сестры! – поспешно вставил Александр, видя, что сестра Веры уже открывает рот, чтобы решительно запретить всякую панихиду.

– Ладно, - сквозь зубы процедила та. – Последнюю волю умирающего нельзя не исполнить. – И тут же повысила голос: - Но только чтоб никаких крестов на могиле!

– Как это? – растерялся Александр, помня, что Вера не только очень хотела, чтобы ее проводили в последний путь по-православному, для чего и просила не приглашать сестру, но и чтобы на могиле ее обязательно был крест.

– А вот так! Только мраморная плита и памятник! – решительно заявила Верина сестра и, прищурившись, с насмешкой посмотрела на Александра: - И еще, молодой человек! Не надейтесь, эта квартира вам все равно не достанется. Даже если у вас на руках сто дарственных от Веры, я все равно докажу через суд, что она была недееспособной, подписывая их!

– Какая квартира? Какая дарственная?! – опешил Александр.
– Да вы что? Вера, действительно, говорила мне что-то об этом. Но как мог я пойти на то при живом человеке? Да и зачем мне квартира, когда в итоге я собираюсь жить в монастыре?

– Да? – веря и не веря, переспросила сестра Веры и, неопределенно пожав плечами,– видно было, что она приехала сюда в готовности бороться за квартиру, а, судя по всему, никакой борьбы и не нужно, устало сказала: - Ну ладно… Мое дело предупредить А теперь я обзвоню всех подруг, чтобы сообщить им скорбную новость, и попрошу никого не входить в комнату с Верой. Я хочу всю эту ночь провести с ней наедине!

– Хорошо! – переглянувшись с Александром, согласилась Лена.
– Псалтирь мы и на кухне можем почитать!

И учитывая опыт предыдущей ночи, когда Александр не пожелал поделиться с кем-либо дежурством, сразу определив себе первую смену, отправила его спать.

Да после такого тяжелого суетного дня Александр особо и не сопротивлялся.

Он добрел до комнаты Веры, лег на ее кровать, которая давным-давно стояла без хозяйки и, уже засыпая, вдруг почувствовал, что кто-то запрыгнул к нему и тяжело улегся на ноги.

– Ах, да, - вспомнил он. – Надо же! Рыжий кот…

2

И снова «Золотая стрела», вздымая подводным тараном воду, неслась по вызолоченному солнцем днем и посеребренному ночью луной морю.

Расковав Грифона в Антиохии, Клодий решил, что в Тире не следует надевать на него оковы. Потому что, как сказал он Альбину, после смягчения политики Траяна к христианам, опасности от него больше нет никакой.

А она, оказывается, была.

И, как вскоре выяснилось, немалая.

Клодий даже не подозревал, какую злобу накопил против него раб, сидя почти целый год на цепи.

Он просто горел желанием отомстить своему господину.

И этот случай ему вскоре представился.

Когда однажды он был послан за продуктами в ближайшую лавку, его вдруг окликнул отделившийся от стены римлянин с узкими красными полосками на тоге. Это был тот самый всадник, который принимал участие в совете римского пресвитера с Клодием и сенатором, как спасти Священные книги. Он явно поджидал кого-нибудь, выходящего из снятого Клодием дома.