— Почему это вычеркивать? — даже удивился всегда и всюду успевавший несмотря на еще большую, чем у Стаса, загруженность священник. — Такие мысли могут быть только от маловерия и отсутствия личного опыта. Господь все восполнит, причем, воздаст сторицей за, казалось бы, зря потраченное время. Не верите — попробуйте сами!

Стас попробовал.

И действительно, всякий раз, когда не забывал совершать утреннее и вечернее правило, все дела устраивались словно сами собой.

Всюду он успевал.

Все делал.

Сначала в школе, потом сразу в университете и институте.

И учился, и отдыхал, и подрабатывал.

Еще и в олимпиадах участвовал.

И книги пытался писать!

Видя это, к нему все чаще стал присоединяться отец.

Утром ему, действительно, пока было некогда.

Зато вечернее правило они — по каламбуру отца — последнее время, как правило, совершали вместе.

А вот мама, как ее ни уговаривали — ни в какую.

Она по-прежнему была убеждена, что все эти молитвы лишь пустая трата времени.

Что ей некогда заниматься ими.

И не хотела даже попробовать.

Тогда они с отцом стали просто молиться за нее.

Надеясь, что сам Господь лучше управит в этом…

А священник между тем терпеливо учил Стаса идти еще дальше.

Молиться уже постоянно.

— Да мне же тексты, даты, события заучивать надо — какая тут молитва? — удивился Стас.

— А вы делайте все ради Христа и постоянно, что бы ни делали, помня, что Господь всегда рядом. Это уже и есть молитва! То есть, живите с Богом, как это и полагается каждому православному человеку. А то ведь некоторые покрестятся и думают, что все — духовная часть жизни на этом для них закончена. Нет, все только еще начинается! И уж, конечно, нужно сразу взывать к Господу о помощи во всех трудных и скорбных обстоятельствах! А то — далеко ли так до уныния?

Вспомнив об этом и то, что уныние является смертным грехом, в чем придется теперь каяться на исповеди, Стас помолился.

И — словно какой-то лежавший у сердца и мешавший до этого даже дышать кирпич из груди выпал!

Утро уже прошло.

До вечера было еще далеко.

Стас смотрел на стоявшую в углу на подставке из толстой стальной проволоки большую остродонную глиняную амфору.

Она была простая, красноглиняная.

Почти вся склеенная из осколков.

Без рисунков и даже орнаментов.

Но зато — четвертый-третий век до Рождества Христова!

Подарок Владимира Всеволодовича на его двадцатилетие.

Сколько раз мама предлагала поменять ее на одну из двух ярко расписанных современными художниками амфор.

Ту поставить сюда, а эту сдать в антикварный магазин или просто вынести на помойку.

Но Стас, не переносивший ничего неподлинного и поддельного, и имевший на все это какое-то особое, трудно объяснимое чутье, благодаря которому его сразу же стали ценить в магазине даже опытные антиквары, категорически отказался.

Он бы наоборот те две амфоры с удовольствием выбросил из дома.

Но — они были предметом особенной гордости мамы.

Она подговорила двух состоятельных работников клиники подарить их на недавний юбилей мужа.

Сам Сергей Сергеевич, правда, остался к ним равнодушным.

Он больше по-детски радовался подносимым ему картинам-шаржам, роскошным бокалам с дарственными надписями и особенно авторучкам.

Которые потом передарил Стасу.

А мама специально поставила амфоры — одну в прихожей, где всякому новому гостю говорила, что ее сын пишет романы на античную тему.

А вторую — в гостиной.

Чтобы продолжать начатую беседу.

Мол, если простой писатель пишет одну книгу, то исторический — целых три, а тот, кто отважится создать роман об античном периоде, почему их не так много в мировой литературе, и вовсе — все десять!

Пустые, никчемные вещи!