– Лекарь вчера сказал, что на корабле уже два человека больны животом. Неизвестно, сколько мы еще будем плыть на одних веслах. Так что поменяй эту воду на свежую! Ну, - поднялся он, - я пойду, пока твой Нектарий не продолжил свой вчерашний спор с нашим жрецом.

– Кстати, а как он?
– встрепенулся Крисп, услышав родное имя.

– Если честно, держится молодцом. Но зря сопротивляется! Хотя, конечно, в его ответах есть кое-что, с чем трудно не согласиться, жрец сегодня наверняка одолеет его!

Марцелл с видом победителя покинул каюту, а Крисп сделал из папируса свиток и бережно спрятал за пазуху.

Ему хотелось сразу же броситься к рабам. Но, выполняя указание отца, он сначала набрал в кувшин воду из большого чана, заткнутого глиняной пробкой и только после этого направился к ним.

Проснувшиеся и тоже позавтракавшие, они, поспешно встав, поклонились ему, как своему господину.

Крисп смутился и велел рабам немедленно сесть.

Он уже потянул руку за свитком папируса, как вдруг похолодел от неожиданной мысли: если Злата станет свободной, она перейдет на корму, куда путь для него закрыт, и они уже не смогут быть рядом!

«Но не сразу же они уйдут туда! – принялся успокаивать он себя. – Я могу не говорить им об этом, а они сами могут не догадаться!»

Решив так, Крисп с торжественным лицом достал свиток и сказал, не узнавая собственного голоса:

– Вот, это – вам!

Сувор вопросительно посмотрел на него.

Млад протянул руку к свитку.

А Злата, хмыкнув, отвернулась и стала безучастно смотреть на море.

Крисп, минуя ждущие пальцы мальчика, протянул свиток Сувору и, обращаясь больше к дочери, чем к отцу, произнес:

– Вы – свободны!

– Что? – в один голос воскликнули Сувор и мгновенно обернувшаяся Злата.

– Свободны! – повторил Крисп. – Я попросил своего отца, и он согласился выдать вам эту вольную!

– И мы… больше не рабы? – веря и не веря ему, переспросила девушка.

– Не отработав? Не выкупив себя? Но – почему? – в полном недоумении воскликнул Сувор.

Крисп немного подумал и с улыбкой ответил:

– Мой Бог учит любить ближнего так же, как самого себя. А я не хотел бы быть рабом….

– Так значит, все это – благодаря Ему? – Сувор показал глазами на отца Нектария, затем на небо и жестом велел дочери бросить куклу-богиню за борт. – Отныне мы будем поклоняться только этому Богу! Слыхала?

Девушка отрицательно затрясла головой и прижала куклу к себе.

Мужчина строго сказал ей несколько слов на незнакомом языке и требовательно протянул руку, но Злата прижала куклу еще крепче, давая понять, что, скорее сама бросится в море, чем отдаст ее.

Крисп посмотрел на них и понял, что сам должен велеть им пойти на корму. Пусть это будет его последнее приказание своим бывшим рабам. Пусть он больше не сможет быть с ней. Главное – чтобы она спаслась.

«Все равно – скоро разлука, - с грустью подумал он. – И что же – она так и останется в своем язычестве, с этой куклой? Откуда ей в Дакии узнать про Христа? Нет, пусть уж лучше послушает отца Нектария!»

Крисп остановил Сувора и велел ему собирать вещи.

Узнав, что они уходят на корму, Млад заметался между отцом и сестрой, пытаясь узнать, что произошло. Сувор объяснил ему, в чем дело. Тот порывисто обнял Криспа, показал ему свою старую монету и стал смотреть на него, не сводя умоляющих глаз.

– Чего он хочет? – не понимая, обратился к девушке Крисп.

– Он спрашивает, когда ты освободишь и нашу маму… - опустив голову, тихо ответила та.

– Маму? – недоуменно переспросил Крисп.

– Ну, да! – Злата повернула к нему лицо и сказала то, от чего Крисп сразу понял причину ее враждебности к нему! – Когда торговец рабами привез нас в Афины, на маму сразу нашелся покупатель. Зря отец гневается на нашу богиню. Это был очень добрый и порядочный человек. Мы уговорили его не разлучать нас. Отец обещал работать за десятерых. Я тоже делать все, что он пожелает! И тогда он согласился купить нас всех. Но у него не хватило денег. Он пошел домой за недостающей суммой, и тут появился ты с отцом…