— Верно, — задумчиво произнес Михай Тоот, — и я так думаю и надеюсь, Дюри. А кроме того, — добавил он немного погодя, — по крайней мере, сам буду возделывать свой виноградник.

Велкович улыбнулся: он подумал о том, что за странные творения бога — венгерцы, которых полученный в наследство виноградник может притянуть домой с другого конца света. Но верно и то, что этот виноградник на горе Шомьо!

Так попал домой «американец» и, как нам уже известно, купил в Бонтойском комитате имение Алшо-Рекеттеш.

Ежели Токай — король среди виноградных гор, то и Шомьо не последняя спица в колеснице — Шомьо тоже великий олигарх. Его золотистый напиток — истинное чудо, а поставь его на лед, так он не уступит любому столовому вину на свете. Но с точки зрения продажи у него есть один недостаток — это вино никогда не бывает одинаковым: то оно крепче, то слабее, то ароматнее; иногда кисловатое, иногда и вовсе кислое. Многое зависит тут от времени сбора винограда: надобно подгадать в самую точку, — чтобы он уже поспел, но еще не переспел.

Преждевременный сбор винограда обычно ухудшает качество вина, а запоздалый уменьшает количество, потому что владельцы виноградников вынуждены делиться с осами да скворцами. Вот и выдумывают разные хитроумные способы, чтобы вовремя приступить к сбору винограда и положить конец разбойничьим налетам полчищ этих дармоедов — ос и скворцов. Когда виноград поспевает, берут несколько гроздей из разных мест, кладут их между двумя кирпичами, а на кирпич встает народный папский житель, ведь знаменитые виноградники в большинстве своем принадлежат им; ежели сок сразу брызнет во все стороны, а верхний кирпич так и плюхнется под тяжестью человека, значит, можно начинать сбор, если же он оседает медленно, едва заметно, тогда следует еще подождать.

В винограднике Кольбруна, вернее сказать, теперь уже Михая Тоота, действуют иначе. Практичный «американец» повсюду вводит какие-нибудь новшества. Дело в том, что наш господин Тоот изучал повадки лис и обнаружил, что лисы лают на неспелый виноград. Стало быть, если лисы в винограднике больше не лают, значит, виноград уже созрел и лиса им довольна. Следовательно, из всех творений божьих лиса больше всех способна определять время сбора винограда. Жизнь требует, чтобы хозяин всегда награждал профессиональную, сметку, и господин Тоот велел виноградарю Мартону Бугри, у которого на краю виноградника стояла славная хижинка, немедленно сообщать ему в Рекеттеш, как только лисы перестанут лаять по осени. Но Бугри не вполне разделял его план.

— Это, конечно, верно, ваша милость, лисы и вправду лают на кислый неспелый виноград, и когда я слышу их лай, то знаю, что в летних и липовых сортах вино еще спит, но ежели я не слышу их лая, это еще не значит, что виноград поспел. Ведь может быть и так, что на виноградной горе попросту нет лисиц.

Это была истинная правда, и даже «американец» не мог с ним не согласиться, но он был человек упрямый и нелегко отступался от своего.

— Так знаете что, старина, держите в винограднике ручную лисицу, и пускай она устанавливает время сбора винограда.

Дед Бугри раздобыл лисенка, воспитал его. И теперь это разумное домашнее животное весело бродило по винограднику, возвращаясь домой только поесть, а на ночь забираясь в конуру рядом с лачугой.

В том году, когда в Бонтойский комитат назначили нового губернатора, — хоть и твердил старик Бугри свою любимую поговорку, что ни. жары, ни холода немец у нас не отымет, — жара все-таки застряла где-то. Стояло прохладное, дождливое лето, лозы принесли обильный урожай, но виноград оставался мелким и поспел поздно, а лисичка в винограднике Михая Тоота уже долаялась до хрипоты. Но вот в октябре пришло сообщение в Рекеттеш: «На Шомьо лисица уже не лает».

Тут вся семья собралась в путь — господин Тоот, его супруга, дочь Мари, ее горничная Клари Ковач, кроме того, повариха и американская мисс, которая с тех пор, как закончилось воспитание Мари, ведала в доме хозяйством. Словом, собрались они в путь и приехали в виллу на Шомьо с множеством сундуков и горами провизии. Это были самые счастливые дни для Михая Тоота. Сюда созывал он обычно всю родню. Приезжали Велко-вичи из Тренчена, полковник Штром, полк которого тоже квартировал сейчас в Тренчене, приезжали и пожоньские свояченицы с мужьями, короче говоря, рагу из баранины приходилось готовить иногда в трех котлах.

Хотя уже давно миновали те веселые сборы винограда, о которых напоминают стихи Кишфалуди [73] и с которыми связан его роман с прекрасной Розалией Сегеди, да и мир не испытывает уже такой жажды, и счастья в нем гораздо меньше, чем было той порой, когда в Бадачоне и на Шомьо происходили грандиозные «гулянья», тем более что еще некий жучок вмешался в судьбу насаждений нашего предка Ноя, — но, несмотря на все это, на Шомьо еще очень шумно в дни сбора винограда. Вечерами светятся костры, точно крохотные звезды, в окнах беленьких давилен горят свечи, иногда нет-нет да хлопнет где-нибудь выстрел, затем в тишине и безмолвии раздастся вдруг гиканье, и ветер, пролетающий между лозами и абрикосами, доносит то отсюда, то оттуда смутные звуки музыки.