— Решили пройтись по городу…

— От проигрыша очухался? Или еще не пришел в себя?

— Времени не было. Все еще впереди, — холодно произнес Виктор.

— Вот как? — Гурам взглянул на него. — Это ты правильно сказал — все впереди. Карты не учебники, где все расписано от «а» до «я». Карты — тонкое дело.

— Я больше до них не дотронусь.

— Не зарекайся! — рассмеялся Гурам.

— У меня сейчас другая забота…

— Скорее бы домой?

— Нет.

— С Тамарой поссорился?

— Нет.

— Слушай, опять «нет» говоришь! Какая твоя забота?

— Достать двести рублей. Матери на пальто.

— Других забот не имеешь? — с ухмылкой спросил Гурам и непроизвольно потер руки.

— Других нет! — уверенно ответил Виктор. — Ты таких забот не знал, не понимаешь… — Он вышел в переднюю, открыл дверцу шкафа и, вытащив из кармана деньги, положил их на место. Между рубашками.

Гурам глубоко вздохнул, подошел к телефону, набрал номер и тут же опустил трубку.

— Что будешь делать теперь? Что намерен предпринять? Грабить, убивать, вагоны разгружать?

Виктору показалось, что Гурам над ним подтрунивает.

— Разумеется, не первое и не второе, — сказал он холодно. — А вот насчет вагонов — это идея. Спасибо, что подсказал.

— Чушь, дорогой! — Ты этого не сможешь. За две сотни знаешь, сколько вкалывать надо? А ты еще картошку чистить не научился.

— Попробую! — ответил Виктор уверенно.

— Не трепись! Хотя попробуй. Сила есть — ума не надо…

— Значит, безвыходное положение?

— Кто так сказал? Оборотистые люди за день зарабатывают и не такие деньги, — сказал Гурам. — Для этого разные способы есть. Нужно подумать…

— Такие способы не для меня. Я не из деловой породы. И никогда ловчилой не был.

Виктор подошел к креслу и, поддернув брюки на коленях, сел против Гурама.

— А кто заставляет быть ловчилой? — Большие черные глаза Гурама смотрели осуждающе. — Просто говорю, что деньги за так нигде не выдаются, их зарабатывают или делают.

Виктор нахмурился.

— Что предлагаешь?

— Деньги лопатой грести можно. Умей только подбирать не спеша. Это я еще в первом классе усвоил, — авторитетно проговорил Гурам.

Виктор воспринял это неодобрительно.

— За счет других? Мы с тобой в разных школах учились!

— Красиво говоришь, — заметил Гурам. — Зачем людей выше себя ставишь? Им, когда у них все в норме, другие до лампочки. Каждый свою копейку жмет. Добро как милостыню дают.

Виктор рассмеялся.

— Послушаешь тебя — вроде и жить не для чего. По-моему, самое большое несчастье — это рассуждать как ты. Живешь рублевыми интересами.

Гурам ответил безмятежно:

— Изрек прямо, доходчиво. Только нужные слова я себе уже давно сказал. Ты непрактичный человек. Придет время — поймешь…

Виктор посмотрел на него с сожалением и, словно для себя одного, произнес:

— Никогда не думал, что за посиделками забуду о матери.

— Чуйство заиграло? — усмехнулся Гурам. — Сентиментальным стал? Давай, дорогой, не будем так. У тебя честные глаза, а это основа жизни. Все наладится, все утрясется.

— Успокаиваешь? Я все-таки попробую насчет вагонов. Может, повезет…

— Не смеши, дорогой, — оборвал Гурам. — Не говори глупости. Молчи и слушай. — Он встал и обнял Виктора за плечи. — Везение — удел для дураков, а ты умный. Тебе нельзя жить на авось. Это мелко. Кстати, — Гурам сделал многозначительную паузу, — Тамара о тебе высокого мнения!

— Что имеешь в виду?

— Говорила, что решительный, смелый, хваткий парень, а ты разнюнился…

— Какой я хваткий…

Гурам о чем-то еще говорил, но Виктор слушал невнимательно и отвечал невпопад, потому что понимал сейчас, что вел себя в последние дни просто глупо. «О чем же я думал эти дни? — спросил он себя. — О себе думал! — неожиданно пришла мысль. — Для себя поехал сюда, для себя и в карты играл. Деньги растратил тоже на себя. Как все сложно и просто! К экзаменам готовлюсь, не работая, выходит, тоже для себя. Мать на полторы ставки пошла, а я как тунеядец…»

Все происшедшее с ним представлялось ему в эти минуты в совершенно неожиданном свете.

— Понимаешь, я виноват перед матерью. Мучает совесть. Я никогда не смогу сказать ей правду… — Он сжал ладони так крепко, что кончики пальцев покраснели.

— Неправильно говоришь! — сказал Гурам глубокомысленно, словно почувствовал себя задетым. — Зачем такой перебор? Совесть людям по-разному служит. Одним вредит, спать не дает, другим на пользу идет. Это кто как к ней относится и понимает. Совесть! Слово-то какое выдумал. Теперь к ней люди ловко приноравливаются. Вот насчет правды — это точно. Скрывать ее — удел сильных, потому что она пить, есть хочет. Человека гложет. Слабаки и эгоисты обычно от правды бегут. Пусть другие с ней маются. Вот и ты хочешь свой груз на мать повесить. Пожалей ее-то! Держи свою правду взаперти.