— За что такое счастье привалило? — сердито отозвался Виктор. Он опять ощутил неприятный осадок от недавних переживаний. — Не думай, что такая работа для меня удовольствие. Понимаешь…

— Есесено! — попытался отшутиться Гурам. — Я все понимаю. Поэтому если не против, вечером отправим еще посылку. Поможешь?

— Нет! Поймают.

— Тогда баланда, нары и прокурор для тебя обеспечены, — Гурам расхохотался. — Поймают — посадят. Только надо уметь уходить от неприятностей. Ты для себя заранее невиновность придумал. И объяснение тоже.

— Какое?

— Как в песне поется: ничего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не скажу. Вот твое правило, — сказал Гурам назидательно. — Одна голова хорошо, две — хуже. Поэтому меня слушай…

Виктор не пытался скрыть досаду.

— Такие советы — источник для неудержимого желания врезать по шее работодателю.

С наигранным радушием Гурам сказал:

— Насчет работодателя не прав. Его всегда надо беречь. В этом суть главного! А ты мне нравишься, хотя и брякаешь что попало…

Включив мотор, Гурам положил руки на баранку. С неба летел мокрый снег, он облепил ветровое стекло. Гурам запустил «дворники».

— Давай рассчитаемся. Я свое дело сделал.

— Деньги вечером, дорогой! Откуда они у меня сейчас? Сам понимаешь!

Виктор растерялся от этих слов. На его лице появилось выражение недоумения.

— У тебя совесть есть?

— Ладно! Нашел время обижаться. Знай, обида радует обидчика. Не меня, конечно, — отозвался Гурам.

— Со мной не надо так… Ты же обещал. Это нечестно.

Упрек Виктора даже не задел Гурама.

— Перестань! Честно живут одни дураки. Это так, для справки. Честность уже давно нафталин, — широким жестом он поправил кепку. — Об этом слове я только в книжках читал, только не помню в каких.

Виктор взорвался:

— Трепач ты. Понимаешь, что у меня безвыходное положение…

Гурам поспешил изобразить шутливую улыбку.

— В безвыходном положении стреляются…

Разочарование в человеке иногда наступает внезапно. Бывает, от одного жеста, взгляда, фразы, поступка… Так случилось и с Виктором. Эти минуты разрушили его веру в Гурама.

— Выходит, ты еще в гостинице обманывал меня. А я верил.

Слова нисколько не удивили Гурама, но все же, поморщившись от досады, сказал:

— Ты замечательный парень, Виктор. Честное слово! — И растянул в улыбке губы. — Пойми — деньги вечером будут, кончай мелкие придирки. — Он похлопал его по колену. — Давай будем правильными людьми, не станем говорить о глупых вещах. За деньгами вечером поедем. И будет все по первому разряду. Это я, Гурам, говорю!

— Я не поеду! — в голосе прозвучала неуверенность.

— Поедешь! Раз съездил, съездишь и второй!

Вечером к поезду они привезли новый объемистый сверток. До вагона, как и утром, его нес Виктор.

В купе к Анзору вошел один Гурам. Минут через пятнадцать он соскочил на платформу радостный.

— Ну вот и все, а ты боялся. Поехали по домам.

Они сели в машину. Гурам включил зажигание и стал прогревать мотор.

— Ты хорошо поработал. Получи двести. Матери на пальто, — деловито проговорил он, вытаскивая из бумажника деньги. — Остальные — завтра. Небось такую сумму первый раз в своей жизни получаешь?

Виктор взял новенькие купюры и положил их в карман куртки.

— Мудришь по-прежнему. Обещал же все. Чего мелочишься?

— Уникальный человек! Моря и реки мельчают, не только люди… Но это ко мне не относится. Сказал — завтра получишь остальное. Мне до утра одно дело прокрутить надо. На учете каждый рубль. Обещали фирменное устроить. Такие «подарки» раз в год дают. Упускать нельзя… — Гурам тронул машину, давая понять, что его решение твердо.

Виктор молчал, невесело глядя перед собой. Вдруг он задал совершенно неожиданный вопрос:

— Ты слышал когда-нибудь про кентавров?

— В школе учили. Потом как-то не до них было. А что? — полюбопытствовал Гурам.

— В том-то и дело, что не до них было, — умиротворенно проговорил Виктор. — Это из мифологии. Наполовину человек, наполовину лошадь…

— Это как понимать? На что намекаешь? По-твоему, я тоже наполовину, — хмыкнул Гурам. — Ты это хочешь сказать?

— А выходит, — ответил ему Виктор без улыбки, — что ты наполовину во власти желания помочь человеку, а наполовину во власти привычки держать в зависимости людей и получать от этого удовольствие. У тебя явное раздвоение — говоришь одно, делаешь другое. А в общем, живи как знаешь…