Флора расширила глаза и грудь.

— Роланд, значит я буду графиней?

— Или баронессой. Выбор ваш.

Бизонка погладила Бизонова по бедру.

— Милый, ты знаешь, что для меня все утонченное, все изящное — это святыня. Я аристократка духа. Ну пожалуйста, сделай так, чтоб у меня был титул.

— Ладно, не волнуйся. Мы с Роландом все обтяпаем.

— Эта рыжая шлюха Маринка, жена твоего компаньона Вагиняна, лопнет от зависти!

Бизонов качнул подбородками.

— Не жена, а вдова.

Зеленоглазка захлопала в ладоши.

— Боренька, неужели ты его замочил!

Амбициозная жена протяжно поцеловала супруга в протуберанец, который у других называется носом. Я прикрыл глаза, желая избежать выяснения конжугальных отношений.

Со сцены раздался вой настраиваемого микрофона. Сноп света осветил упершуюся головой в потолок нескладную фигуру. То был Гегемонов, теперь исполнявший, как я понял, функцию конферансье. За его спиной пятеро подростков в парчовых панталонах настраивали электрогитары и барабан.

Гегемонов прогнусавил:

— Группа «Монгольская складка века»! Сегодня в программе патриотическое караоке.

Я почувствовал, как ноги сами собой влекут меня на сцену. Вскочив, вернее, шагнув на нее — такая она была маленькая да низенькая, — я завертел микрофоном `a la Роберт Плант.

— Посвящаю эту песню даме моего сердца — матушке, которая одна-одинешенька кукует в своем роскошном доме, скучая sans [258] сладкого своего сына.

Зал взорвался аплодисментами.

Я повернулся к группе.

— «Pink Floyd» любите? Музыку с альбома «Atom Heart Mother» [259] знаете?

Подростки поклонились и начали играть. Я запел тем мужественным голосом, которым пели мои деды.

Вдруг из темноты зала раздался бычий рев.

— Не так, блин, держишь ноту!

Бизонов подкатился к рампе с Кайманом под мышкой и вскарабкался на сцену, используя его в качестве подставки. Я с царственной вежливостью уступил быкобразу место. Тот обхватил микрофон животом и поднес его к губам.

Публика подхватила припев. Я дружески бацнул Бизонова по плечу и покинул подмостки, (не)случайно наступив каблуком на Каймана.

Вернувшись в альков, выпил наперсток виски и придвинулся к Флоринде, которая чувственно вздрогнула от моей близости. Я начал выделять пленительные феромоны; она испустила облако своих. Мы в унисон вздохнули. Прелестница засунула мне за ворот руку и провела ногтями по широкой, шикарной груди, царапая ее в порыве кокетства (как я тогда подумал). По пекторальным мышцам потекла горячая влага.

— Ох ты кровушка моя клевая! — вырвалось у меня из уст.

Пока я куртуазничал и кровоточил, Бизонов, разгоряченный «Балантайном» и грядущим превращением в аристократа, завел песню «С чего начинается Родина?».

Пора домой! Я протянул Флоре руку для поцелуя и был таков.

В номере разделся перед зеркалом. Во время позировки заметил, что слева на моей груди рдеют тайные знаки: «3. 8. Кот. 2НЛ».

Сметливостью опытного слависта расшифровал сердечный инскрипт: «Завтра в восемь. Коттедж. Вторая ночь любви».

Звонок в редакцию журнала «Пращур», где Веня Варикозов сидит круглые сутки, радея о судьбах России, — и друг уже пердит внизу в «Запорожице».

Через час мы были у знакомой бункер-бутылки. Я велел приятелю поставить машинку за конурой с ротвейлерами и ждать меня там до утра, а сам одернул кожаную куртку и направился к Флориному дому. В руке я держал подарок — коробку мятных таблеток «Tic-Tac».

Звонок — и Флоринда открывает дверь. На ней ничего, кроме кимоно.

— Здравствуйте, моя голубица, — улыбнулся я. — Я пришел с вами поворковать.

Зеленоглазка сделала несколько профессиональных движений. Я вручил ей подарок.

— Ой, как интересно! — воскликнула она, тряся коробкой. — Это что, наркотики?

— Идешь к женщине — возьми с собой конфету, — перефразировал я моего любимого философа.

Прелестница высыпала пригоршню Tic-Tac’oв и сунула их за щеку.

— Уже ловлю кайф!