— В чем дело, крошка? Вы не любите котлеты по-киевски?

— Люблю, — пролепетала она, — просто…

Авилов кивнул.

— Понимаю, Аннушка. В таком месте, как «Вторая Речка», подобных блюд не подавали.

— Вам известно о моем прошлом? — Она занервничала еще сильней.

Авилов кивнул и мягко произнес:

— Я был тогда школьником младших классов, но прекрасно помню последний приступ сталинской паранойи. Никто ведь не выступил в защиту несчастных врачей, а наша директриса даже прочла нам лекцию о том, как надо остерегаться определенного рода докторов, которые якобы травят своих пациентов.

— И вы в это верили? — спросила она.

— Если честно, я тогда жалел лишь о том, что еще не стал врачом и не могу отравить эту директрису.

Аня рассмеялась.

— Чего я никак не могу понять, — с серьезным видом продолжал он, — так это почему вашего отца не вернули из ссылки. У меня в академии много друзей, которые также побывали в Сибири.

— Наверное, у него не было нужных связей, — ответила она, до глубины души тронутая искренним сочувствием, которое ей послышалось в его голосе. — Заступиться было некому.

— Считайте, что теперь есть кому, — сказал Авилов и накрыл ее руку своей широкой ладонью. Он посмотрел ей в глаза и понял, что от волнения она не в силах говорить.

Наконец Аня выдавила из себя:

— Но зачем?

— Что зачем?

— Вы не производите впечатления человека, готового ссориться с властями. Зачем вы станете помогать моим родителям?

— Вы правы, — согласился он. — Я эгоист. Но если я что-то сделаю для них, то, может быть, завоюю и ваше расположение?

— Вы его уже завоевали, — прошептала она.

— Настолько, что вы готовы стать моей женой?

В первый момент Аня не поверила своим ушам.

— Зачем? — снова спросила она.

— Вы задаете слишком много вопросов, — нравоучительным тоном изрек Дмитрий.

Она с недоверием помотала головой.

— Я просто не понимаю. Вы же могли получить любую…

— Аня, вы для меня — не «любая»! Вы совершенно необыкновенная девушка. У вас есть дар быть счастливой, и это просто завораживает меня.

Она старалась изо всех сил взять себя в руки и не поддаться эмоциям.

— Дмитрий Петрович, скольким женщинам вы это уже говорили?

— Ни одной, — заверил он. — Ни разу в жизни.

Было без двадцати час, когда он распахнул перед ней дверцу машины. Аня протиснулась на сиденье. Она была уверена, что он захочет ее обнять. Но этого не произошло. Он завел машину и поставил кассету Шарля Азнавура. Аня была уверена, что они поедут к нему домой. Но она и тут ошиблась.

Авилов подвез ее к больнице и даже не попытался поцеловать на прощанье, из чего Аня заключила, что выставила себя полной дурой.

И только когда на другое утро ей доставили розы и письмо с официальным предложением руки и сердца, она поняла, что вообще ничего не поняла.

За исключением одного обстоятельства: он ее действительно любит и готов к серьезным отношениям.

21 октября 1982 года стал самым счастливым днем в ее жизни. Отныне она была не только дипломированным акушером-гинекологом, но и женой члена-корреспондента Академии наук Дмитрия Авилова. Брак торжественно зарегистрировали во Дворце бракосочетаний, а свадьбу играли в новой квартире, в одной из высоток на набережной Москвы-реки.

Аня чувствовала себя принцессой из сказки. В числе многочисленных гостей были два самых дорогих ей человека. Из ссылки приехали мама с папой.

Но все это было в прошлой жизни и за миллион километров отсюда.

После впечатляюще успешной работы в двух преддипломных семинарах, Изабель да Коста без труда достигла своей цели — точнее сказать, цели Реймонда — и в конце лета 1986 года стала самой юной выпускницей в истории Беркли. Диплом с отличием по физике — и, как и положено, сверкающий нагрудный знак в виде трех букв греческого алфавита.

Пресса снова вышла на боевые позиции, а Мюриэл и Реймонду опять пришлось сыграть роль любящих родителей. Многие репортеры жаждали заснять вместе отца и дочь, которых уже окрестили «термодинамическим тандемом», но Реймонд настоял на том, чтобы все снимки делались только в «семейном» варианте.

Телекамеры все как одна стремились показать Изабель — особенно в тот момент, когда она благодарила за поддержку своих близких. Эти кадры перебивались крупными планами Реймонда, которого она продолжала называть «лучшим из известных мне педагогов».