Цельное чувство
вернуться

Цетлин Михаил Осипович
Шрифт:

К книге «Рондо ронделей»

Fly, white butterflies.

Swinburne

Летите, летите, рондели, Летите, бегите, спешите, Без думы, без воли, без цели Летите! Как осенью легкие нити В полях паутины летели, Летите и душу маните. Как жаворонка легкие трели, Как легкие волны отплытий, Как легкие звуки свирели — Летите!

«Не всё ли равно мне, где жить и томиться…»

Не всё ли равно мне, где жить и томиться Любовью земной и печалью земной, Откуда к безвестному страстно стремиться? Ах, всё равно! всюду я буду молиться, Любить красоту и дышать тишиной. Россия далекая, образ твой помню, Но вижу в мечтах столь прекрасной тебя, Что, может быть, дома я был бы бездомней!.. Не всё ли равно мне, не всё ли равно мне, Где верить в тебя мне, где помнить, любя? А если забвенье в душе уничтожит Тоску по тебе, неразумную боль, — Что ж! Тем, кого совесть бессильно тревожит, Кто биться не хочет, забыться не может, Где жить и где быть им — не всё им равно ль?! Здесь умного, бодрого гость я народа, Здесь больше смеются и легче живут, Светлей здесь, изящней и ярче природа, Здесь даже на тюрьмах есть надпись «свобода» И ласковей смерть и упорнее труд. Здесь так же вдыхаю я полною грудью И пряный и сладостный воздух весны. Здесь так же иные бесценны мне люди, И так же молюсь я о радостном чуде И вижу тревожные, странные сны. Весною и здесь благоуханные ночи Полны до краев темнотой, тишиной, Когда лишь приблизившись, милые очи Влюбленные видят, а речи короче И словно насыщены тьмою ночной. И здесь буду жить я и, может быть, долго! И здесь я умру, если так суждено… Что ж кажется жизнь мне здесь бременем долга, Что ж снится мне Север, Москва моя, Волга?! И плачу во сне я… О, не всё ли равно!

Возвращение

Я вижу твое искаженное злобой и страстью лицо, Россия, Россия! К тебе приковало меня роковое какое кольцо? Неразрывные цепи какие? Я так стремился к тебе, и еле тебя узнаю: Вдохновенную, мерзкую, злую, святую, И, быть может, великую, только не ту, не мою, А другую, другую!

«Не в светлый год, а в скорбный год…»

И.И. Фондаминскому

Не в светлый год, а в скорбный год Вернулся я на Русь. И вот живу, и вот, и вот Кощунственно молюсь! Благодарю Тебя, Господь, Что дал Ты благо мне Всё пережить и обороть И быть в родной стране. Благодарю свою судьбу, Что кончен долгий сон, Когда я заживо в гробу Был тесном погребен. И мир казался наг и пуст И сух, как голый куст, И воздух тяжко, душно густ Для страдных, жадных уст. Пусть услыхал я в злой июль, Как пенье странных птиц, Те свисты, всхлипы, взвизги пуль На улицах столиц. Услышал грохоты громов И скрежеты зубов, Как будто вой мертвецов, Восставших из гробов. Увидел бедную страну, Страну надежд моих, Как бесноватую жену, Что в корчах бьется злых. Но всё во мне кричит, вопит: Я жив, я жив, я жив! Кругом распад, разгул и стыд. Но я, я жив, я жив! Смерть стережет, как хитрый зверь, Висит над головой. Но если я умру теперь — Я в жизни жил — живой!

«И вот опять, и вот опять мы здесь, в Москве, с тобой…»

И вот опять, и вот опять мы здесь, в Москве, с тобой. И эту радость испытать нам суждено судьбой: С тобой прийти к истокам вспять, о, друг любимый мой. Здесь можно меньше тосковать, забыть, что близко дно, Здесь можно жить да поживать, а как, не всё ль равно! И горе легче избывать, коль горе суждено. Быть может, будет жизнь легка и милосердна к нам, И рока поведет рука по мирным нас тропам. Здесь можно жить легко, пока не оскудеть годам. И жизнь так не замечать, как воздуха кругом, Словно рассеянно читать романа милый том, Не ждать, не думать, не гадать о том, что ждет потом. И в рое будничных забот, забав, затей, труда Здесь можно будет кончить счет, когда придет чреда, Чтоб скрыться с глаз за поворот пути, идя куда?..

«О, что здесь есть, кроме усталости?..»

О, что здесь есть, кроме усталости? Смотрю на вас, друзья мои! Немного мудрости и жалости, Немного боли и любви; Да тень прозрачная вечерняя — Еще не близкой смерти час, Да жизни будничные тернии, Деля, соединяют вас!

Ночные тени

Мне тени мертвые предстали На краткий час. Слова забытые шептали Еще мне раз. Припоминали всё, что было Давно-давно. Что сердце бедное забыло, Как суждено. И было мне немного страшно, Слегка, чуть-чуть. Тоской и радостью вчерашней Сжимало грудь. Немного страшно, неуютно На беглый миг Увидеть с яркостью минутной Былого лик. Или магическое средство, Безбольный яд, Вернули юность мне и детство На миг назад? Когда бы это просто память Зажгла свечу, Я зажигал ее бы пламя, Когда хочу. Нет, без желанья, против воли Пришли они, Сгустившись в каплю сладкой боли, Былые дни.

Перед отплытием

Совсем небольшой ныне стала земля, Который уж год: С тех пор, как вдали, клубы дыма стеля, Легко бороздя водяные поля, Бежит пароход. Совсем небольшой и уютно земной Уютом квартир, Знакомой, доступной, обычной, родной. Она не загадочный и не иной Таинственный мир. Но вот я хочу увидать красоту Ее — до конца. Как каждую перед разлукой черту И каждую складку, и эту и ту, Родного лица. Чтоб стало еще мне милей и родней Родное мое. Чтоб душу насытить всей прелестью дней И без сожаленья покоиться в ней, Уйти от нее!

В Японии

I. Рисовые поля

Деликатные усики риса дрожат, Не поля, а игрушечный сад. Грядок тоненьких светло-зеленых ряды Из-под темно-зеленой воды. Деликатные усики риса дрожат. Ряд и ряд, ряд и ряд — квадрат. Как квадратиков шахматных точны ряды, Как фарфоров глянец воды! Деликатные усики риса дрожат, О, Япония, — ласковый сад.