Цельное чувство
вернуться

Цетлин Михаил Осипович
Шрифт:

«О чем-то светлом всё еще мне снится…»

О чем-то светлом всё еще мне снится. Надеждой замыкаю каждый день. Но вот уже мне на руки ложится Еще не близкой ночи тень. Как прежде верю: будет всё иное. Но изредка уж прозреваю я: Всё то, что было в жизни здесь со мною — Судьба моя и жизнь моя!

«Нет ничего в душе моей, что б людям рассказать…»

Нет ничего в душе моей, что б людям рассказать. Нет драгоценных в ней камней, нет драгоценных дней, Нет слов поющих, словно мать, чтоб боль людскую укачать. Чем боль людскую мне унять, что буду делать с ней? Я боль одну, свою, люблю, о ней одной пою, Ее я людям отдаю, ее, мою, другим. Что делать людям с болью той, с ее певучей красотой? У них своя. Не стой, не пой, не будь помехой им! У них своя, как у тебя, у каждого своя. И замкнут каждый человек в ту боль свою навек. И каждого влечет ладья по быстрым водам бытия… Моя погибнет иль твоя? и где же устье рек?

«Мы в пуховом уюте гнезд…»

Гр. Н.В. Толстой

И бездна нам обнажена.

Тютчев

Мы в пуховом уюте гнезд Лежим, не видя светлых звезд, Ни темного вкруг них эфира. Но в дни великих перемен Разомкнут круг и мирный плен Безмерной пустотою мира. Не кровь, не ужасы страшны, А странные под утро сны И ночью тишина бессонниц И шорохи невнятных слов И гуд немой колоколов С подземных, с отдаленных звонниц; И ветер, что встает и рвет С стоячих, милых, тихих вод Загнившую цветисто ряску; Блеск темный глаз, зубов оскал, Который жутко засверкал Сквозь приглядевшуюся маску.

«За стеною я слышу чтенье…»

За стеною я слышу чтенье, С остановками, по складам… Видно, много нужно терпенья, Чтоб прочесть бульварный роман. Женский голос глухой и печальный… Я почти не слышу слов. Только тихий темп музыкальный Долго-долго я слушать готов. О исканья того же духа, Что живет во мне и со мной: Этот голос, звучащий глухо, Заглушенный двойной стеной. Как молиться молитвой чудесной, Как молитву отдать словам, Чтоб открылся, и мне безвестный, Духа мир, — чтоб открылся вам!

«Ты спишь неслышно рядом…»

Ты спишь неслышно рядом, Дай дверь приотворю. На миг одним хоть взглядом На тебя посмотрю. Ни шороха, ни слова! Но так мне в тишине Спокойно от родного Дыханья во сне. Слегка оправлю косы, Едва коснусь волос… Как будут свежи росы Утром у роз!

Ожерелье

Меж нами память нижет ожерелья Из наших утр, дней, вечеров, ночей. Алмазы радости, стразы веселья, Кораллы боли. Полные лучей Опалы слез. И черные печали Жемчужины. И розовый, как дали Под утро, жемчуг нашей алой зорьки. И между всех, из тайных недр их вынув, Вплетает память (милый миг и горький!) Осколки утомительных рубинов.

«Я не знаю, играет ли сладостный хмель…»

Я не знаю, играет ли сладостный хмель, Золотой жужжит ли в нем шмель, Но ужалено сердце любовью такой И такой пьянящей тоской. О, шмель волшебный, жужжи, гуди! Трепещи, ворожи в груди. Как сияют, как искрятся крыльца твои Многоцветной пылью любви!

Гроза

Всё вспыхнуло огнем. Зазубренным зубцом Рассекла небо молния. А там вдруг топором Рубнул по тверди гром. И грубым топорищем Ударил он потом По бочек грузным днищам. И бочки, влагой полные, Как полный водоем, Вниз пролились дождем!

Закат

Розовы заката огни. Свежи ароматы в тени. Вечер тих и матов — взгляни. Нежно-огневая вода. Небо — окон рая слюда. Тучка дождевая — куда? Ливня отзвенела струна. Небо засинело без дна. Золото зардело руна. Тени навевая, стеля, Тьмою напояя поля, Ночь слетает, тает земля…

Рондель

Не Сонет, размеренно четкий, Не его ровный холодный свет, Не его строфы, четкие четки, — Не Сонет. Нет, Рондель изберет поэт, Чтоб в ее быстрый, волшебно-короткий Блеск — воплотить свой мгновенный бред. Только Рондель грациозна кроткой Грацией девочки в пятнадцать лет С тонкой шеей, окаймленной бархоткой — Не Сонет!