Цельное чувство
вернуться

Цетлин Михаил Осипович
Шрифт:

XII. «Как исследил сердца людские…»

Как исследил сердца людские Ты, нежный, тихий человек, Всепроникавшим взором Вия, Не подымая грустных век?

XIII. «О, неуимчивое сердце…»

О, неуимчивое сердце, Стучишь-стучишь, стучишь-стучишь В грудь, в глухо запертую дверцу! Но отзвучишь… Но замолчишь…

XIV. «Далёко, одна на кладбище, лежишь ты…»

Далёко, одна на кладбище, лежишь ты, и я на кладбище том не был. Далёко, одна… Над могилой синеет неяркое, русское небо. Далёко! И если судьба не захочет, я там никогда и не буду, И что-то мне шепчет, что я там не буду, и, может быть, в жизни тебя позабуду. Есть странная, страшная сила, забвенье — та сила. Я знаю: быть может, и ты меня тоже забыла. Ведь если надрежем мы дерево, новые соки его заживляют, кора зарастает бесследно. Что было бы с бедной душою без силы целебной, без силы победной! Но мнится мне, ты пред концом, с другими, с друзьями, с родными, Средь слез расставания вспомнила старое, старое, полузабытое имя, Шепнула его и вздохнула с любовью, иль горечью, или прощеньем, Наверно, с прощеньем, мой грех невелик был, наверно с прощеньем. Мой грех невелик был: я только любил и не лгал пред тобою. Быть может, так было и нужно, и так суждено мне судьбою — Тебя разбудить от дремоты, когда же, проснувшись, с еще полусонной улыбкой На мир и меня ты взглянула, — уйти, отвернуться и горькой признать всё ошибкой. Но мной пробужденная к жизни, ты в жизни осталась, Забыла, что было, творила, любила, смеялась И шла без меня такою уверенной твердой походкой, Как будто и не было той, которую я покидал заплаканной, бедной сироткой. Но что же твой образ душе как упрек и как бремя? О, тяжесть ошибок, которых уже не искупит ни время, Ни горечь рыданий, ни страстность молитв, которых не смоет Вся вечность, что будет, и миг отошедший тяжелыми волнами скроет. Вся вечность! Такое простое и всё ж невозможное слово «навеки»: Над темной могилой струятся всё более темные и полноводные реки. Ужели навеки? И вот, когда и меня унесут эти воды, Не будет свиданья, не будет бессмертья, не будет свободы.

XV. «Сердце гонит усталую кровь…»

Сердце гонит усталую кровь, Ширясь чутко и верно. И сжимается вновь Мерно, мерно. Мерно, мерно… Покамест иглой Старой боли Тихий кто-то его, тихо злой Не уколет!

XVI. «Как дымно дышат дали…»

Посв. Р. И. Гавронской

Как дымно дышат дали, Как бел победно снег… Мы так с тобой страдали, Был судеб беден бег, Мы долго напрасно ждали Таких целительных нег! И вот дождались ныне Неведомых чудес. О, дым молочно-синий Безбрежных небес! Бесследно в снежной пустыне, Как дым, наш бред исчез.

XVII. «Чуть теплится огонь…»

Чуть теплится огонь И сердце чем-то сжато. Не тронь, не тронь Цветок без аромата! Жизнь — как под всадником тяжелым слабый конь. Нетворческая грусть, Нет радости в надежде, Так пусть же, пусть Всё будет так, как прежде, Жизнь — скучные стихи, твердимые без чувства наизусть.

XVIII. «В темной жажде божества…»

В темной жажде божества, О, рыбарь, мы ждем ловитвы; Но забыли мы слова Для призыва и молитвы. О, сердец и душ рыбарь, Ты когда ж расставишь сети? Затрепещутся ль, как встарь, Божьи рыбки, — видишь — эти Истомленные сердца? Долго ль ждать нам молчаливо, Чтоб достигли до Отца Бессловесные призывы?

XIX. «Кто, Строгий, спросит отчета…»

Кто, Строгий, спросит отчета, Кто, Мастер, посмотрит в срок, Сработана ли работа, Исправен ли твой урок? Как дни безнадежно серы, Как видно всю будничность дел! Без трудной, радостной веры Как скуден бедный удел!

XX. «Не настало время молиться…»

Посв. Р. И. Ф.

Не настало время молиться, Нет в душе и слов для молитв. Нам завет — в себя углубиться, Будет сердце медленно биться, Как в предчувствии бурь и битв. Говорить придет еще время, Нужно только слушать, таясь, Прорастает ли светлое семя, И носить, как женщинам бремя, С чем-то тайным темную связь.

XXI. «Всё течет, как вода между пальцев…»

Всё течет, как вода между пальцев. Как песчинки года жизни пленной. Где ж пристанище для скитальцев По холодным вокзалам вселенной?

XXII. «Стал кровавой отравой…»

Стал кровавой отравой Утолявший и чистый родник. Солнце встало со славой, Но багровым погас его лик.

XXIII. «Вновь отогретая земля…»

Вновь отогретая земля, Полна волшебного бродила, Несметных травок острия Вверх протолкнула, породила. Впивают корни жадно ток Отстоенный, подземный, острый; И вспыхнули цветы в свой срок, Как фейерверк внезапно пестрый. Повсюду долго спавших сил Стихийно молодые взрывы: Их дождь весенний оросил Под бурь гремучие порывы. И вновь мои тревожны сны, И ненадолго вновь забуду, Что так обманчиво весны Всегда одно и то же чудо!