На ней было темное платье, и черныя кружева, покрывавшія ея пушистые локоны, обвивали ея шею и падали на спину, точна два прозрачныя крыла. За ней шелъ совтникъ и велъ подъ руку президентшу, тихо и важно выступающую впередъ.

Докторъ, молча, пошелъ къ нимъ на встрчу, а Кети продолжала стоять возл сарая и такъ окаменла отъ удивленія, что все еще крпко держалась за желзный засовъ. Она видла, какъ они поздоровались; совтникъ дружелюбно обнялъ доктора, вроятно, пожелавъ ему всего лучшаго, президентша благосклонно улыбнулась, показавъ кончики своихъ блыхъ губъ [14] ; – а Флора? Она сильно покраснла, глаза ея растерянно блуждали вокругъ Брука и, наконецъ, она подала ему руку, которую онъ слегка пожалъ и тотчасъ-же выпустилъ.

Вступивъ въ садъ, Флора моментально замтила присутствіе младшей сестры и съ презрительной улыбкой смрила ее съ ногъ до головы, при чемъ шепнула нсколько словъ на ухо Морица. Когда-же она подошла ближе, то Кети замтила злость, вспыхнувшую въ ея блестящихъ глазахъ.

– Однако, Кети, ты здсь совершенно какъ дома, теб не достаетъ только связки ключей у пояса, и тогда ты настоящая хозяйка, – сказала она колко.

Молодая двушка не отвчала; она спокойно сняла руку съ засова и серьезно посмотрла на сестру. Неужели это дерзкое существо не стыдилось звука своего собственнаго голоса? „Нога моя не будетъ больше въ этомъ дом!“ сказала она вчера, а теперь она сново возвращалась въ это жалкое помщеніе съ бдною мщанскою обстановкою.

– Не принимай такъ серьезно шутку Флоры, дружокъ мой, – сказалъ совтник, быстро приближаясь къ Кети.

– Я бы желалъ, что-бъ вс хозяйки были такъ очаровательны, какъ ты. Тебя бы слдовало срисовать въ ту минуту, когда ты стояла между птицами. Погоди, я устрою теб такой чудный птичій дворъ, какого ты, врно, еще не видала.

Президентша, заносившая уже ногу на каменную лстницу, остановилась, повернула нервно дрожавшую голову къ нжному опекуну и сказала съ ироніей.

– Неисправимый пустомеля! Онъ всю жизнь свою останется пошлымъ болтуномъ! – Послднія слова были сказаны шепотомъ, и обращены къ Флор, которая поспшила поднести платокъ къ губамъ, чтобы не разразиться громкимъ смхомъ.

Кети совершенно безсознательно положила свою руку на руку опекуна и мало обращала вниманія на разговоры присутствующихъ. Она видла только, что на рук Флоры была надта черная плетеная полу-перчатка, которая хорошо гармонировала съ кружевами, покрывавшими всю ея стройную фигуру. Два маленькія брильантовыя колечка не украшали больше четвертаго пальца; простенькое золотое кольцо просвчивало сквозь прозрачную перчатку.

Невозможно! Вдь, оно было еще вчера брошено въ волны рки!

Кети вдругъ показалось, что она лишилась возможности понимать то, что длалось вокругъ нея, и не смла врить своим собственнымъ глазамъ.

– Что это значитъ? – спросила президентша, остановившись въ дверяхъ и указывая на мебель, разставленную въ темныхъ сняхъ.

– Генріэтта непремнно требовала, что-бъ эту мебель вынесли, и я принужденъ былъ уступить капризу больной, – отвтилъ Брукъ равнодушнымъ тономъ.

– И она совершенно права. Не сердись, бабушка, но это была очень странная фантазія, – до такой степени загромоздить комнату больной, – сказала Флора, пожимая плечами. – Бдняжка и безъ того страдаетъ припадками удушья, а тутъ еще эта масса мягкой мобели!

Президентш, видимо, хотлось отвтить колкостью, но она промолчала изъ уваженія къ доктору и направилась къ спальн больной. Войдя въ комнату, она слегка отшатнулась; Генріэтта сидла, облокотившись на подушку, ея блестящіе глаза были устремлены на дверь съ такимъ выраженіемъ, что президентша подумала, что это былъ новый пароксизмъ горячки. Впрочемъ она скоро успокоилась, больная поздоровалась съ нею съ обычною холодною вжливостью; теперь только пожилая дама замтила, что напряженный взглядъ больной касался собственно Флоры, вошедшей вслдъ за нею въ комнату.

Прекрасная невста подошла къ тетушк Діаконусъ, поднявшейся на встрчу вошедшимъ гостямъ, и съ такою ласкою протянула ей руку, точно хотла загладить свое вчерашнее невжество; затмъ она приблизилась къ постели Генріетты.

– Ну, дорогое сокровище, я слышала, что твое здоровье гораздо лучше, – сказала она мягкимъ голосомъ.

– А твое, Флора? – поспшила перебить ее больная, разсянно протягивая руку приблизившемуся совтнику.

Флора едва удержалась отъ насмшливой улыбки.

– Мое? Да слава Богу! Вчерашнее волненіе еще отзывается немного на моихъ нервахъ, но я не позволяю себ поддаваться этому чувству, у меня много силы воли и самообладанія. Вчера я была разстроенна и больна, такъ что лишилась разсудка отъ нервнаго возбужденія. Я даже не помню всхъ моихъ вчерашнихъ дйствій, впрочемъ это и не мудрено! Эти злыя фуріи такъ сильно напугали меня!

– Объ этомъ ты бы лучше молчала, Флора! – возразила Генріетта. – Кети мужественно защитила тебя отъ ихъ ярости; хотя они и разорвали все ея платье, но не могли справиться съ ея силою.

– Да, они набросились на нее по ея собственной вин; кто ей велитъ вчно наряжаться въ шелкъ? Эти люди и безъ того всегда завидуютъ нашему богатству. Ты слышала, какъ он говорили Кети, что ея бабушка ходила босикомъ, а ддушка былъ простымъ рабочимъ и всми правдами и неправдами сколотилъ себ капиталъ? Ярость ихъ была ужасна, не правда-ли Кети?