– Прошу тебя не говорить боле объ этомъ, Кети; я буду лично протестовать противъ твоего перемщенія на мельницу, – возразила президентша съ холодною важностью. – Никто не можетъ упрекнуть меня въ гордости, но такихъ интимныхъ отношеній между виллою и мельницею я все таки не могу допустить, тмъ боле, что это можетъ не понравиться моей строгой подруг фонъ Штейнеръ. – Затмъ, кивнувъ головою, она обратилась къ совтнику: – ты найдешь меня въ голубой гостинной, когда захочешь представлять мн своихъ друзей. – Съ этими словами она вышла.

Совтникъ спокойно ждалъ, пока не замретъ по корридору шелестъ шелковаго шлейфа и не послышится стукъ противоположной двери въ залу. Тогда онъ весело обернулся и засмялся.

– Вотъ теб и урокъ, Кети! – сказалъ онъ. – Ты должна знать, что въ бархатныхъ лапкахъ часто кроятся очень острые когти. Эта старая кошка отлично уметъ царапаться. Однако теперь царствію ея скоро будетъ конецъ, она переживаетъ въ настоящую минуту тяжелое время. Съ отставкою Бера она теряетъ свое вліяніе при двор и въ обществ. – Совтникъ съ самодовольствомъ потеръ руки и продолжалъ: – прошу тебя, дорогая Кети, не отступать отъ своего слова. Ты боле, чмъ кто либо изъ нихъ, имешь право оставаться въ этомъ дом, – не забывай этого!

Слова его были прерваны приходомъ слуги, доложившаго, что гости ожидаютъ совтника въ зал. Морицъ поспшилъ взять со стола свою шляпу и желалъ пригласить съ собою Кети, но она ловко вывернулась изъ подъ его руки и проскочила въ корридоръ. Вообще ее очень удивляла перемна въ обращеніи съ нею совтника, – она еще живо помнила его смущеніе и холодный пріемъ, съ которымъ онъ ее встртилъ, а теперь онъ просто конфузилъ молодую двушку своею внимательностью и чрезмрными ласками.

Между тмъ въ дом доктора тоже произошло нкоторое перемщеніе; комната, гд лежала Генріэтта, приняла тотъ-же видъ, который имла вчера утромъ. Богатая мебель, принесенная изъ виллы была выставлена въ сни, гд она стояла рядами; китайскія ширмы, фарфоровый умывальникъ и дорогія вазы тоже украшали темный входъ. Генріэтта велла поставить въ комнату прежнюю простенькую мебель, съ большимъ акваріумомъ на одномъ стол и своей клткой на другомъ. Веселенькія птички то и дло вылетали изъ клтки, кружились надъ постелью больной, качались на вткахъ большихъ олеандръ и снова прилетали въ свой золоченный домикъ. Горничная президентши была отослана въ виллу и у кровати больной заняла мсто добрая тетушка Діаконусъ; она все еще была въ коричневомъ шелковомъ платье, поверхъ котораго былъ повязанъ широкій коленкоровый передникъ.

Утренній визитъ какого-то посланнаго отъ двора и воскресный нарядъ тетушки сильно взволновали больную Генріэтту, которая не успокоилась до тхъ поръ, пока самъ докторъ не объявилъ ей о происшедшей перемн въ его положеніи.

Въ сумерки Кети снова пришла навстить больную сестру и, молча, сидла у ея изголовья въ то время, какъ тетушка пошла сдлать нкоторыя распоряженія по хозяйству. На лиц Генріэтты отражались радость и счастіе и, хотя она молчала, исполняя приказаніе доктора, но ей видимо хотелось высказать сестр все, что у нея было на сердц. Однако она не вытерпла и спросила, приподнимая голову съ подушекъ: – скажи, пожалуйста, гд-же Флора?

– Вдь, ты знаешь, бабушка прислала сказать, что визиты такъ одолваютъ ихъ сегодня, что положительно нтъ возможности вырваться изъ дома.

– Боже мой, ты говоришь мн про бабушку! Богъ съ ней, я вовсе не желаю ее видть, пускай ее сидитъ себ съ гостями. Я спрашиваю про Флору! – возразила Генріэтта съ досадою. – Подумай только, что она должна теперь чувствовать! Какъ бы только Брукъ не зашелъ въ виллу на возвратномъ пути изъ города. – Здсь, передъ моими глазами, она должна предстать передъ нимъ и почувствовать все свое униженіе.

– Не волнуйся такъ, Генріэтта! – говорила Кети умоляющимъ голосомъ.

– Перестань, Кети, дай мн высказаться! – сказала больная съ раздраженіемъ. – Я положительно не могу больше молчать, внутреннее волненіе душитъ меня и грозитъ разорвать всю мою грудь. – Она облокотилась на локоть и провела рукою по растрепавшимся, блокурымъ волосамъ. – Помнишь, какъ Флора насмхалась надъ поздкой Брука, когда его вызвали по телеграфу и увряла, что онъ ухалъ на гулянье? Она даже подняла на смхъ Морица, говорившаго, что Брукъ похалъ на консультацію къ тяжело-больному. Нтъ, если она и на колняхъ будетъ просить прощенія, то и тогда не заслужитъ полнаго забвенія своихъ дерзкихъ поступковъ. Мн бы ужасно хотлось заглянуть теперь въ ея душу! Неужели она способна будетъ глядть ему прямо въ глаза?

Кети, молча, сидла, опустивъ глаза, точно чувствовала себя виноватою. Бдная Генріэтта и не знала, что Флора никогда не встртится съ нимъ въ этомъ дом, такъ какъ дала общаніе не ступать больше въ эту „ужасную хижину“. Она не знала тоже, что дорогой символъ брачнаго союза, это простенькое золотое колечко, давно лежало на дн рки, если только волны не успли унести его въ море.

– Что же ты молчишь, Кети! – ворчала Генріэтта. – Право, въ твоихъ жилахъ, врно, течетъ рыбья кровь, что ты можешь оставаться хладнокровною. Правда, что заинтересованныя личности не близки твоему сердцу. Брукъ, напримръ, едва-ли занимаетъ тебя, – ты мало видишь его и рдко съ нимъ разговариваешь, но ты не разъ была свидтельницей дерзкаго поведенія Флоры, и часто слышала колкости и грубости, срывавшіяся съ ея губъ; – поэтому я думаю, что ты должна же имть хоть сколько нибудь чувства правосудія и жажды справедливаго наказанія и мщенія за вс обиды и оскорбленія!