Марлитт Евгения
Шрифт:
– Лео, погляди на меня! – продолжала говорить Флора, не получая никакого отвта отъ своего жениха.
– Къ чему такая холодность? Я вижу, что ты мужественно борешься съ своимъ чувствомъ любви, что-бъ показать свою жестокость, что-бъ наказать меня. А за что? За то, что я вчера, потерявъ всякое сознаніе, не знала, что длала и что говорила? Лео, вспомни, что моя жизнь была въ опасности, я не могла успокоиться отъ волненія, а тутъ еще ты раздражилъ меня.
Кети невольно подняла голову; возл нея стояла кухарка и улыбалась, слушая, какъ важная барышня просила прощенія у молодаго доктора. Появленіе этой женщины напомнило Кети о ея обязанностяхъ; она живо положила пирогъ на хрустальную тарелку, взяла ее въ руки и вышла въ сни.
Докторъ, отвернувшись отъ Флоры, молча стоялъ, неподвижно устремивъ глаза вдаль; какъ блдно было его чудное лицо, какъ крпко сжаты его губы, а между тмъ Флора такъ крпко прижалась къ нему, какъ вампиръ въ народныхъ сказаніяхъ.Услышавъ скрипъ отворившейся двери, Брукъ обернулся и взглядъ его встртился съ глазами Кети, при чемъ онъ такъ вздрогнулъ, точно его застали въ преступленіи. Флора съ удивленіемъ посмотрла на него и сказала успокоительнымъ тономъ:
– Не пугайся, Лео, вдь, это только Кети!
Молодая двушка быстро проскользнула въ комнату больной. Сердце ея сильно билось, когда она дрожащими руками поставила тарелку на столъ и потомъ, по просьб Генріэтты, заманила веселыхъ птичекъ въ клтку и заперла за ними дверцу.
Въ эту минуту она замтила, что на бломъ песк клтки лежало тоненькое золотое кольцо. Кети осторожно достала его, положила въ карманъ и собиралась выйти, что-бъ приготовить кофе. Между тмъ президентша съ важностью говорила о приданомъ Флоры и насчитывала тетушк Діаконусъ все, что еще нужно было приготовить, какъ бы желая убдить старушку, что ея знаменитый племянникъ введетъ въ домъ нчто въ род принцессы.
Вскор въ комнату вошелъ докторъ, и Кети, вздохнувъ свободне, не поднимая глазъ, быстро проскользнула мимо него и скрылась за дверью. Въ сняхъ никого не было; по всей вроятности, Флора вышла въ садъ.
Поставивъ налитыя чашки на подносъ, въ то время, когда кухарка надвала чистый фартукъ, что-бы выйти къ гостямъ, Кети съ сильнымъ замираніемъ сердца вынула изъ кармана кольцо и подошла къ окну, что-бъ осмотрть его. „Э. М. 1843“ – прочитала она – Эрнстъ Мангольдъ. – Значитъ, это было обручальное кольцо матери Флоры.
Молодая двушка изумилась; непростительное легкомысліе, которымъ Флора думала помочь себ, вселило въ ея душу еще большее непріязненное чувство къ старшей сестр. Можно ли было осквернить такимъ образомъ этотъ дорогой символъ супружеской врности, свято сохраняемый матерью до конца своей жизни! Кольцо горло въ рукахъ Кети: ей хотлось такъ далеко его закинуть, что-бъ ни одинъ человкъ въ мір не могъ найти его, по это была собственность Флоры, которую ей нужно было возвратить.
Кети вышла изъ кухни и спустилась съ лстницы прямо въ садъ.
Флора неподвижно стояла у забора и упорно смотрла вдаль; дворовая собака не переставала лаять и ворчать, цлая стая куръ робко расхаживала вокругъ ея длиннаго шлейфа; но гордая красавица не обращала вниманія на все ея окружавшее и, скрестивъ руки на груди, продолжала стоять. Только, когда она замтила приближеніе Кети, то порывисто повернулась и на лиц ея отразилось сильное раздраженіе.
Она, видимо, находилась въ бурномъ расположеніи духа, а теперь брови ея сдвинулись еще мрачне, а въ глазахъ блеснула искра злости.
– Боже мой, ты опять у меня на глазахъ! точно привидніе! Можно-ли имть такъ мало такта! Къ чему было давеча выскакивать безъ всякой надобности? – крикнула она на сестру, точно передъ ней стояла двченка, которую не мшало иногда пугнуть. При этихъ словахъ, въ сердц Кети вспыхнуло справедливое негодованіе; она была самолюбива и не могла, испытавъ одно дерзкое оскорбленіе, подставить и другую щеку.
– Я принесла теб твое кольцо, – сказала она коротко и холодно.
– Давай его!
Лицо Флоры повеселло; она быстро схватила кольцо съ протянутой руки и надла его на палецъ.
– Слава Богу, что оно опять нашлось. Это очень дурная примта.
– Неужели ты тоже вришь въ примты? – спросила Кети задыхающимся голосомъ.
– Почему же нтъ? – Неужели ты думаешь, что умные люди не бываютъ суеврны? Наполеонъ I былъ суевренъ, какъ старая баба, и я не отрицаю различныя предзнаменованія.
Она посмотрла на Кети съ такою смлостью и твердостью, точно хотла выбить изъ молодой двичьей головки всякое воспоминаніе о прошломъ.
– Ты, кажется, забыла, что вчера не одна тамъ стояла, – сказала молодая двушка, указывая на мостъ.