Вонляр-Лярский Дмитрий
Шрифт:
Софи подняла глаза. В трёх шагах от неё стоял председатель Совета министров Столыпин. Придворный, красный с золотом, швейцар отряхивал его заиндевевшие бобровые лацканы…
Временщик спокойно, апатично подошёл и молча поздоровался, едва поклонившись в знак приветствия. Красивые черты бледного надменного лица сохраняли каменную неподвижность.
Здороваясь с ним, Софи каждый раз вся холодела на несколько секунд. Правая рука Столыпина после дуэли в юности осталась полупарализованной [258] . Протянутые пальцы неожиданно встречали дряблую ладонь, безжизненно тяжёлую и мягкую, как резиновый пузырь с водой. Это прикосновение бывало неприятно ей до жуткости.
258
Старший брат П. А. Столыпина был убит на дуэли. С убийцей брата стрелялся и будущий председатель Совета министров, получивший ранение в правую руку, которая с тех пор плохо действовала.
Тата с деланной почтительностью показала веером министру, что уступает ему дорогу:
— Apres vous, Excellence [259] .
В капризном жесте было лёгкое озорство хорошенькой женщины, которая ни в ком и ни в чём не нуждается.
Столыпин без улыбки покосился на неё и уронил с высокомерной учтивостью:
— Place aux dames [260] .
— Meme pour les demi-dieux? [261] — удивилась Тата тоном мило расшалившегося ребёнка.
259
После вас, ваше превосходительство (фр.).
260
Почёт дамам (фр.).
261
Даже у полубогов? (фр.).
Она взяла Софи за талию.
— Eh bien, montons sans scrupules [262] .
Министр даже не удостоил их взглядом и равнодушно прошёл в нижнюю угловую директорскую ложу.
Наверху, у министра двора, в просторной аванложе молодых женщин нетерпеливо ждали. Остальные приглашённые были в сборе. Они окружали тщедушную старушку, прикрывавшую костлявые плечи парадной кружевной накидкой, отороченной мехом.
— Excusez nous, baronne [263] , — залепетала Тата.
262
Ну, значит, смело вперёд (фр.).
263
Извините нас, баронесса (фр.).
— Vous etes incorrigibles [264] , — укоризненно погрозила им престарелая баронесса и заволновалась: — Il est grand temps de prendre place [265] .
Мест впереди было много. Все шесть дам свободно разместились рядом в громоздких золочёных креслах. Для мужчин седые капельдинеры [266] подкатили особые стулья на высоких подставках.
Баронесса любезно перегнулась к рослому военному, затянутому в иностранный синий с серебром мундир:
264
Вы неисправимы (фр.).
265
Давно пора занять места (фр.).
266
Капельдинер — служащий театра, проверяющий у посетителей билеты и наблюдающий за порядком.
— A a gauche, general, on у voit mieux [267] .
— Et pour son Excellence le baron? [268] — заскрипели тяжеловесные берлинские интонации: иностранец был тем свитским генералом германской службы, который по традиции состоял при особе русского царя.
Старушка его успокоила: муж предпочитает кресло в партере, а в ложу зван ещё только один Адашев, сопровождающий государя.
Софи как-то не ожидала видеть Адашева здесь сегодня. Она невольно улыбнулась при мысли о приятном собеседнике.
267
Сядьте налево от меня, генерал, с этого места лучше видно (фр.).
268
А его превосходительство барон? (фр.).
Принесли бинокли. Все с любопытством стали разглядывать публику.
Обширный зрительный зал был переполнен. Пятна фраков и мундиров оттеняли переливающуюся радугу нарядных женских туалетов. Театр гудел и радостно жужжал, как улей, согретый после долгой стужи весенними лучами.
Музыканты давно были по местам. Оркестр сдержанно, под сурдинку [269] , настраивал инструменты. На возвышении, вплотную к суфлёрской будке, томился худощавый хмурый капельмейстер-чех. Он сидел вполоборота на стуле; правая рука в белой перчатке держала наготове палочку, упёртую другим концом в открытую партитуру. Капельмейстер принуждённо перекидывался словами с чернявым вихрастым евреем — первым скрипачом, канифолившим смычок. Но взгляд, сквозь очки, не отрывался от нижней императорской ложи, слева, над контрабасами. Там, под тяжёлым балдахином голубого штофа, поблёскивал тусклой позолотой ряд пустых кресел.
269
Под сурдинку — тихо, приглушённо.
Тётя Ольга сейчас же закивала знакомым в партере.
— Quelle jolie salle ce soir! [270]
— Le ban et l'arriere ban de la capitale [271] , — подхватила в противоположном конце ряда бойкая на язык Тата.
Начался общий разговор.
Справа, за сценой, хлопнула глухо дверь. Театральный занавес заколыхался.
— Боже, какой сквозняк! — ужаснулась зябкая хозяйка ложи, прижимая к груди спасительную накидку.
270
Какая нарядная зала сегодня! (фр.).
271
Вся знать и полузнать столицы (фр.).
Сквозь боковую драпировку, скрывавшую соседнюю часть зрительного зала, донёсся картавый говорок:
— Поберегите себя, дорогая баронесса!
Старушка с любопытством раздвинула тяжёлые шёлковые складки и выглянула. Из первой ложи рядом посыпались усиленные поклоны и улыбки; в ней сидели, жизнерадостно сияя, две расплывшиеся красавицы семитического типа в умопомрачительных бриллиантах. С ними были мужья-банкиры и плотоядно оскаленный Соковников.
Задёргивая щель драпировки, баронесса тщательно проверила, чтобы оттуда не дуло, и пожаловалась: