Шрифт:
– Я не умерла, Дженна, – мягко ответила леди Уайтли. – Твой отец говорил так, потому что я оставила его. Он хотел, чтобы все поверили в мою смерть.
– Нет! – воскликнула Дженна и повернулась к Энтони: – Когда ты узнал?
Энтони прикрыл глаза, на него нахлынули болезненные воспоминания.
– Десять лет назад.
– И ничего не сказал мне?
– Тебе было всего десять лет. Как можно объяснить такое маленькой девочке? А потом я стал навещать мать, и она попросила меня ничего тебе не говорить.
– Не могу поверить, – произнесла Дженна. – А почему ты попросил мисс Рейнард остаться?
Мать села рядом с ней:
– Дженна, твой отец увлекался вдовушками и к тому же имел нескольких содержанок. Когда мне стало известно, что одна из любовниц родила от него дочь, я пришла в ярость и оставила его.
Дженна в замешательстве посмотрела на Энтони.
– Софи – та самая дочь, – сказал он. Дженна перевела взгляд на Софи:
– Вы моя сестра? Софи кивнула:
– Так получилось.
– А кто такая Бронуин? Еще одна наполовину сестра?
– Нет, – медленно произнесла мать. – Она твоя родная сестра. И Энтони узнал о ней всего несколько дней назад. Я скрывала ее ото всех, в особенности от вашего отца.
Дженна приложила ладонь ко лбу:
– Я ничего не понимаю.
– Энтони, Софи, пожалуйста, оставьте нас ненадолго вдвоем, – попросила леди Уайтли. – А потом приведите Бронуин. Думаю, ты прав, Энтони: пора покончить с тайнами.
Софи пошла за Бронуин, а Энтони отправился наверх, чтобы поговорить с Викторией. Сейчас, когда Дженна узнала правду, он испытывал огромное облегчение. И надеялся, что сестра отнесется к матери с большим сочувствием, чем поначалу отнесся он сам.
Теперь нужно обо всем рассказать Виктории.
Он вошел и увидел, что она сидит в постели и, даже порозовела. Впервые за несколько дней – не от лихорадки.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, придвигая кресло к кровати.
– Хорошо, – ответила она, разглядывая голубое покрывало.
– Ты ела?
– Да.
– В чем дело, Виктория? Ты не относишься к женщинам, которые дают односложные ответы.
– Все в порядке. – Она перевела взгляд с покрывала на камин. – Я хотела поблагодарить тебя за то, что ты сделал для меня в последние дни.
– Тогда почему ты смотришь куда угодно, только не на меня?
– Сомертон, пожалуйста, мне и без твоих замечаний достаточно тяжело.
Он скрестил руки на груди. За всем этим крылось нечто большее, чем подозрение, что леди Уайтли влюблена в него.
– Очень хорошо, продолжай. Она прикрыла глаза:
– Ты находишься здесь слишком долго. Люди начнут судачить. Думаю, тебе лучше сегодня же вернуться к себе домой.
– Неужели? Иными словами, ты хочешь, чтобы я ушел и больше не возвращался?
– Да.
Как можно быть таким глупцом? Ведь он до сих пор не извинился за скандал по поводу Бронуин.
– Ты не можешь забыть, как я разозлился на тебя из-за Бронуин? Я могу объяснить.
– В этом нет нужды. Я понимаю. Должно быть, ужасно тяжело вдруг обнаружить, что у тебя есть дочь. Если бы я знала, что ты ее отец, то обязательно сказала бы тебе.
– Даже если бы леди Уайтли попросила тебя молчать? Даже если бы ты все потеряла из-за того, что я узнаю правду? – Его вопросы не имели ничего общего с действительностью, но он хотел услышать ответ Виктории.
– Да. Думаю, для ребенка гораздо лучше, если о нем заботится хотя бы один из родителей, а не чужие люди.
Энтони склонил голову набок:
– Согласен. Но в таком случае, почему ты не настояла на том, чтобы леди Уайтли сама растила свою дочь?
Она сделала большие глаза:
– Ну, это же совершенно другое дело.
– Как так?
– Леди Уайтли не могла растить дочь в борделе. Бронуин должна была воспитываться здесь.
– А ты когда-нибудь спрашивала у леди Уайтли, кто отец девочки?
– Нет, – ответила Виктория и, наконец, посмотрела на него: – Я предполагала, что это один из ее клиентов, и она даже не знает точно, какой именно.
– Хм… – Энтони улыбнулся. – Вполне разумное рассуждение. Итак, теперь, когда ты убедилась в том, что Бронуин моя дочь, я могу забрать ее в свой дом?
Виктория пыталась не расплакаться, но одна слеза все же скатилась по ее щеке.
– Да. Думаю, это будет правильно.
– Ясно. – Энтони встал и подошел к кровати. – А если я скажу тебе, что ее отец вовсе не я?