Стихотворения, эпиграммы, басни, сказки, повести (1908 — октябрь 1917)
вернуться

Бедный Демьян
Шрифт:

ВОРЫ

На днях в Михайловском манеже приступят к устройству международной интендантской выставки.

("Вечернее время".)
Лихому вору Все впору. Накравши где-то чуть не гору — Короче: добрый воз! — Хороших, гибких лоз И наплетя из них корзинок, Свое изделие привез Корней на рынок. "Вот где корзиночки! Ну, чем не хороши?! — Корней товар свой выхваляет. — Ей-ей, нужда не позволяет, А то б не променял не то что на гроши, Ни на какие барыши! (Сам барыши в уме считает.) Эй, тетка, не зевай, спеши. Три гривенки — корзина. За парочку — полтина!" — Орет вовсю купчина. Ан, рядом — глядь! Мартын корзины ж продает, — Да как ведь продает? Задаром отдает: "Вот где плетушки, так плетушки! Эй, божии старушки, Молодки-хлопотушки, Красотки-хохотушки, Маланья, Акулина!.. Товар — малина! Берите у Мартына, За штуку — три алтына, Молодкам — за пятак, А ежли что — и так!" "Мартын, очухайся, скотина! — Шипит Корней. — Ты ж это что, злодей, Рехнулся с полугару, Объелся ль белены, Что своему товару Не ведаешь цены? Расстаться можно так с последними штанами! Ведь при моей цене барыш уж не большой, — А я корзины плел все ж из лозы… чужой… Из краденой, сказать меж нами". "Эх, — отвечал Мартын, — чудак же ты, Корней! На что польстился? На лозинки! Какой с лозы барыш? Будь наперед умней: Воруй готовые корзинки!"
* * *
Вот то-то и оно. Нет интендантов здесь? Спросить бы заодно. (Охота просто знать. Мы, право, не задиры.) Как это там у них: все иль не все равно, Что воровать: казенное сукно, Готовые ль казенные мундиры?

"АДМИНИСТРАТОР"

Утром 27 декабря в Петропавловскую больницу в каретах скорой помощи были доставлены с тяжкими поранениями проживающие в доме № 13, по М. Вульфовой ул., Побожаева, два ее взрослых сына и чиновники — Ульянович, Чекалов и Чеботарев, все шестеро — израненные дворником, ворвавшимся в квартиру подвыпивших жильцов для водворения порядка.

Дворник арестован.

("Биржевые ведомости", 27/XII, 1912 г., № 13317.)
Ерема в дворниках служил. Хоть было по двору порой и хлопотливо, А в праздник — особливо, Одначе жил Ерема — не тужил И службу нес хозяйскую ретиво. Хозяин уж не раз Ереме за труды Сулил при случае подачку. От радости мужик сильней порол горячку. И допоролся… до беды. О рождестве, когда кто мог, тот веселился, Хозяин к дворнику ввалился: "Ох, миленький, смотри! Поостеречься б нам пожара. В хватере надо мной шумят… Как будто свара… Перепились, должно… Поди-ко-сь… усмири!" И, повинуяся приказу, Наверх стрелой летит силач. "Ой, убивают! Ой!" — раздался где-то плач И замер сразу. Ерема мчит назад. Хозяин у перил Стоит испуганный. "Ну что?" "Да усмирил!.. С натуги ломит поясницу. Поди ж ты, начали дерзить!.." Израненных жильцов пришлося увозить Едва живых — в больницу!
* * *
Я знаю: приговор Ереме будет строг. Не повезло ему. Судьба в бараний рог Таких, как он, не всех сгибает. На неудачника легко махнуть рукой. А в этом дворнике какой "Администратор" погибает!

ОПЕКУН НА СТАРЫЙ ЛАД

Сечь вообще отвратительно. Так больно.

Но… высекли: и молодые люди не самоубиваются

и не совершают преступлений (столь частых). Но

перестали сечь: вдруг молодые люди сами себя

начали "сечь" самоубийствами и преступлениями.

(В. Розанов, "Новое вр.", № 13203.)
У Клима помер зять, Господь бедняге не дал веку. Так довелося Климу взять Егорку-сироту в опеку. Едва ль не со второго дня Наш опекун ворчит: "Мотри ты у меня! Не стану по головке гладить. Набедокуришь — буду сечь. Замашек всяческих теперь как не пресечь, Так опосля с тобой не сладить". И, что ни день, с тех пор, Как только час улучит, Мужик сиротку учит: То по загривку даст, то схватит за вихор, То палкой взбучит!.. "Побойся бога, Клим! — вздыхал сосед Пахом. — Опека бы твоя не кончилась грехом!" Грехом и кончилась. Случилось: после порки День целый опекун не мог сыскать Егорки. "Вот, язва-то! Вот песий струп! Полезем на чердак. Там негодяя нет ли?.. Есть! Вот!"… И обмер сам: на мужика из петли Глазами страшными холодный глянул труп. И плач и вой пошел по дому. Напоследи Сбежалися соседи. "Что? — все накинулись на Клима. — Что, злодей?!" "Как будешь ты глядеть, скотина, на людей?" "У, чтоб те руки обломало! Дите, сироточку, побоями сгубил!" "Бил! — огрызнулся Клим. — Беда не в том, что бил! Беда — что бил, как вижу, мало!"
* * *
Нововременскую прочтя на днях статейку, Где, изнасиловав убогую идейку, Сеченье воспевал какой-то подхалим, Я ахнул: батюшки! Да это ж пишет… Клим!

СВЕЧА

"Хозяин! Пантелей Ильич! Гляди-ко… Волга… Взбесилась, видит бог. И потонуть недолго. А не потонем — все равно Водой промочит все зерно". Приказчик мечется, хлопочет. А Пантелей Ильич, уставя в небо взор, Дрожащим голосом бормочет: "Святители! Разор! Чины небесные, арханделы и власти! Спасите от лихой напасти! Я добрым делом отплачу… Сведу в лампадах пуд елею… Под первый праздничек свечу Вот с эту мачту закачу… И сотельной не пожалею!" То слыша, говорит приказчик Пантелею: "Ты это что ж, Ильич? Про мачту-то… всурьез? Да где же ты свечу такую раздобудешь?" "Молчи, дурак, — умнее будешь! — Хозяин отвечал сквозь слез. — Дай только вымолить скорей у неба жалость, Чтоб я с моим добром остался невредим, — А там насчет свечи мы после… поглядим… Укоротим, пожалуй, малость!"
* * *
Читатель, за вопрос нескромный извини: Скажи, ты помнишь ли те дни, Когда везде толпы народа Гудели, как шмели У меда: "Свобода!" "Свобода!" А дела до конца не довели. На радостях, забыв о старом, Обмякли перед вольным даром. Читатель, ежли ты один из тех шмелей, Сам на себя пеняй и сам себя жалей, — А мне тебя не жаль. Польстившись на подарок, Что заслужил, то получи: Заместо сотенной свечи — Копеечный огарок.

"НАТУРАЛИСТ"

"Эх ты, карманчик мой! Расти, голубчик, пухни!" — Так губернаторский лакей Мокей Пред всею челядью бахвалился средь кухни. "Что, ирод? Знать, опять с кого-нибудь содрал?" "Вестимо! Чужой целкач у нас не проплывет, брат, мимо. Как вышло давеча. Проснувшись, генерал: "Ну, что, брат? — эт-та мне, — в приемной много люду?" "Порядком, — говорю, — набилось отовсюду". "А ты, — и пальцем так изволил погрозить, — Карман себе небось успел уж нагрузить?" "Так точно, — говорю. — Греха таить не буду. А только доложу: есть и для вас… "сюжет"…" Тут барин мой, как был без брюк и без манжет, К дверям-от — шасть, и к щелке — глазом. "Где, говори скорей?" "Вон… в шляпке с черным газом". "Так… Недурна, хе-хе… Еще разок взгляну…" А сам пустил слюну: "Венера… истинно Венера… Глаза потупила… Пикантная манера! Не удержаться тут святому от греха. Зачем пришла, Мокей?" "Просить за жениха, Что посадили вон намедни… землемера". "За жениха, хе-хе… Ух, дьявол! Все забудь! Видал, какая грудь? Пусть не ломается, шепни, не будет дурой. Скажи, что, дескать, я… что мы… не как-нибудь: Облагорожены культурой! Исполним, дескать, все… Мол, барин — холостяк, И благодарность вся… пустяк: Возьмем, хе-хе… натурой!"