Шрифт:
Захотелось чего-то надежного и хорошо знакомого. Таким маячком казалась школа. Эля дошла до нее и стала бродить туда-сюда вокруг потускневшего желтоватого здания, пытаясь разобраться, куда ей податься. Конечно, не к матери. Эля ей так же необходима, как сейчас отцу. Куда? Куда?
Мерила и мерила шагами площадку, пока не поняла, что идет прочь от школы, что миновала ворота, что топает между развалившимися пятиэтажками, где все так же гуляют странного вида женщины в домашних тапочках, рождая законный вопрос — а в чем они ходят дома.
Холодец с хреном. Он может быть только у одного человека. Когда-то они неплохо общались. Пока не сыграли в одну неправильную игру.
Большая лужа, гаражи, новый ряд пятиэтажек. Минаева выбежала на нее из-за припаркованных машин. Вроде бы еще тепло, а она уже в шапочке. Спортивный красный костюм, адидасовская двойная полоска. По спине при беге наверняка бьется косичка. Когда смотришь вот так, в фас, косичку не видно.
— Чего одна?
Голова была настолько пустая, что задавались самые нелепые вопросы.
— А! Это ты… — Машка еще машинально бежала на месте, не желая сбивать ритм.
— Привет! — Эля улыбнулась, почувствовав, как нехотя тянутся мышцы лица. За один день успели отвыкнуть. Еще парочка таких историй, и она станет человеком в железной маске.
Машка остановилась, обреченно ссутулилась, уперев руки в бока.
— Я хотела пробежаться, — напомнила она.
— Ты обычно с мамой. — Эля невольно встала так, что загородила ей дорогу. Опомнилась, пропуская.
— Мама занята.
Неожиданно Эля ощутила в Машке родственную душу, такую же вечно брошенную и, по сути, никому не нужную.
— Как моя кружка поживает? — спросила приветливо.
— Нормально. Как твоя голова?
— А что моя голова?
— Не болит больше?
— Должна?
Маше не стоялось на месте. Она зашагала вперед.
— Говорили, ты с двадцатого этажа упала, головой об асфальт стукнулась.
— И давно?
Эля глянула на свои ладони. Заживают. Не, сегодня не с двадцатого. Так, на ровном месте. И с памятью вроде, тьфу, тьфу, тьфу, все в порядке. Помнит, как награду дали.
— Сразу же, как Максимихина в другую школу перевели.
— Из-за чего перевели?
Что-то такое в душе шевельнулось. Тревожное. Сердце опять же стукнуло. О чем там говорил папа? Чтобы она не волновалась? Держите ее семеро, она начинает волноваться.
— А может, и с двадцать второго, — буркнула Машка, не глядя на нее. — Далеко шла-то? Что-то тебя раньше было не видно.
— К тебе чай пить, — не стала скрывать Эля.
— Могла бы и позвонить.
— Не успела. Спонтанное желание! — Эля смотрела на Минаеву, словно заново ее открывая. Ее тугую прическу, остренькое личико, сухой резкий взгляд. — Как учишься?
— Нормально. А ты?
— И я — нормально. Как народ? Месяц назад видела Дронову. Она отмечала день рождения в парке.
— Она тебя не убила? — усмехнулась Машка. — Обещала.
— Не допрыгнула.
— Куда ей до тебя! По мести ты у нас мастер.
— Ну, почему только я? Ты тоже сыграла в серого кардинала. Помнишь? «Правда или риск»?
— Дальше что?
Машка перестала изображать доброжелательность и помрачнела.
— Ничего.
И правда ведь, ничего. Она так просто пришла. Потому что как-то в одночасье прошлое стало лезть во все щели, заглядывать в окна, выкапывать вместе с водой из-под крана. И там осталось что-то непонятное, страшное, темное. А по части разгадывания загадок отличники всегда были молодцы.
— Или ты завалилась предъявлять претензии за ту игру? Времени вроде как уже много прошло.
— Да уже и предъявлять нечего, — вздохнула Эля. — Победителей не судят.
Она сунула руки в карманы, почувствовав, что сегодняшний день слишком длинный получается. Столько всего произошло, а до вечера ой как не скоро.
— Еще непонятно, кто от всего этого выиграл, — себе под нос проворчала Машка. — Сдается мне, что ты.
Эля поежилась. Ничего себе победа! Стоит посреди разгромленной Вселенной, одна, а по радио сообщают, что к ней движется космический метеорит со сверхзвуковой скоростью и что он скоро все сметет на своем пути.
— А разве не ты у нас повелеваешь миром? — пробормотала Эля, отчетливо понимая, что ни холодца, ни чая ей сегодня на халяву не съесть и не выпить.
— В этой жизни главное быть внимательным, остальное придет само, — отчеканила Машка, словно теорему Пифагора доказывала. — Дружба — это атавизм. Миром владеет тот, у кого есть информация. Я тебе об этом как-то говорила.
Раньше как-то в голову не приходило, что не одна Эля вела свою игру в классе. Минаева вот тоже писала затейливый сценарий, Костыльков искал тайны и раскрывал заговоры, Дронова в кровь билась за любовь. Народ не скучал, находил себе занятия.