— Каждый год тысячи собак попадают в приюты из-за проблем с поведением, — сказала Мэри с явной горечью. — А ведь их можно было исправить элементарной дрессировкой. Собаки погибают из-за недостатка выучки. Вот для чего нужен СХГ.

Через несколько дней я сидел на диване перед телевизором с новым детективом о Холли Винтер, пытаясь одновременно есть шоколадное печенье и гладить Холу по только что вымытому с шампунем меху.

«За так называемыми совпадениями, — писала Сьюзан Конант, — скрывается ряд причинно-следственных связей. Некоторые из них короче, некоторые длиннее, но в целом, если отступить достаточно далеко, они обнаруживают бездну смысла и логики в том хаосе, имя которому — собаки».

Руби с такой старательностью месила лапками диванную подушку у меня над головой, словно ей только что поступил срочный заказ на изготовление десятка крохотных пицц.

Телевизор работал, но с выключенным звуком — всегда интереснее воображать, о чем идет речь, чем слушать на самом деле. Шла заставка передачи, в которой «совершенно обычные» люди вдруг сходили с ума и начинали творить ужасные вещи. В финале, как правило, выяснялось, что у них длинная история психических расстройств или наркозависимости, — уже повод задуматься. Глория постоянно смотрела это шоу. Я с уверенностью мог сказать, когда оно идет, — жена вдруг принималась звонить мне на работу и благодарить, что я не прячу в шкафу сексуального раба или хотя бы денатураты. На фоне «Съехавших с катушек» я смотрелся еще каким молодцом.

Глядя на экран, я довольно спокойно размышлял о СХГ, который был назначен на следующие выходные.

Заставка «Съехавших» исчезла, и в телевизоре начал беззвучно разевать рот Конан О’Брайен, ведущий программы «Сегодня ночью». У него в гостях была Габури Сидибе — молодая звезда драмы «Сокровище». Лично я ее не смотрел — не любитель фильмов, после которых хочется если не застрелиться, так повеситься, — однако обаяние актрисы заставило меня потянуться за пультом и прибавить звук.

Габури, чуть смущаясь, рассказывала какой-то случай из своей жизни. Конан вставлял такие трогательные комментарии, что щипало в глазах; вот они над чем-то вместе посмеялись; затем смех стих, и Габури произнесла такоеслово, что я подумал, нет ли у меня слуховых галлюцинаций.

Лишь одно слово, которое подтвердило, что все мы связаны невидимой цепью, что самое маленькое наше действие — если оно совершено с осознанием и верой — может преодолеть каньоны и отозваться на другом конце страны, подобно тому, как огонь, зажженный на смотровой вышке, разливает свой предупреждающий свет по всему побережью.

Габури сказала:

— Точ.

…Итак, мы вступили в круг.

Первым делом Холу взвесили — сорок килограммов мышц и роскошного густого меха. Затем осторожно почистили, сполоснули и причесали. В резком электрическом свете клуба, занесенного снежным бураном, ее знаменитый трехцветный окрас поражал воображение: белые носочки на лапах, насыщенно-черное туловище и пушистая грудь цвета первосортного сахара. А выше — аккуратная черно-рыжая морда с мокрым круглым носом и два огненных пера над умными темно-медовыми глазами.

Глядя, как Хола рысцой направляется в центр площадки, я прошептал:

— Давай, девочка. Покажи им!

К нам с дежурной улыбкой подошла судья — седовласая дама в предписанных правилами мешковатых джинсах и бледно-голубой толстовке. Судя по ее невероятной бледности, она не была на пляже с самого «лета любви» [19] .

— Хола, сидеть, — скомандовал я.

Она уселась с королевским видом, снисходительно оглядывая ринг: здесь у нее не было конкурентов.

С настороженным ожиданием по сторонам замерли ее бывшие одноклассники — собаки с подготовительных курсов СХГ и «Поведения в семье». Я узнал черного лабрадора Алекса, который почти ни на что не был способен; маленького пуделя Брюстера — он так обожал Холу, что иногда плюхался перед ней на пузо и восторженно смотрел, как она дышит; Коди — самую трусливую в мире немецкую овчарку, которая, как и многие здесь, надеялась получить сертификат Собаки-терапевта. И конечно, здесь был гаванский бишон Боб: гений с двумя извилинами, непревзойденный акробат, любимчик тренеров и звезда первой величины — в собственном самовлюбленном представлении.

Хола встретилась с каждым из них глазами и чуть заметно кивнула — словно поблагодарила за поддержку в течение этих долгих, холодных и уже почти стершихся из ее памяти месяцев.

Я тоже крутил головой в поисках Глории, хотя знал, что ее здесь нет. Дороги были занесены. Ехать сюда в такую метель — невероятно опасное предприятие.

Ринг в клубе был гораздо солиднее, чем на выставке: огромный — может быть, в тысячу квадратных футов, — ярко освещенный, с голубыми электронными датчиками на полу. По периметру его окружал белый пластиковый барьер.