Я вышел через вращающуюся дверь в коридор, ведущий к парковке, прислонился к стене и взмолился, чтобы не услышать, как Хола скулит, хнычет, воет, лает, визжит или делает еще что-либо вне программы.

Мне кажется, это самый одухотворенный из пунктов СХГ. От меня ничего не зависит. Хола или сдаст тест, или нет.

Все, что я мог, — это оставить ее там и уйти, по возможности в благодушном настроении, полагаясь на всё, что мы вместе пережили, и надеясь, что лапа собачьей богини защитит ее от самой себя.

Мне нужно было лишь немного веры.

После того как Хола сдала СХГ, я первым делом отправил сообщение Сьюзан Конант, с которой мы стали друзьями по переписке во время этих сумасшедших месяцев. Я прикрепил к письму фотографию, сделанную на телефон у входа в «Порт Честер», — стол, на котором разложены ее книги.

«Мне показалось, это добрый знак», — написал я.

Ответ пришел немедленно:

«Марти, я так вами с Холой горжусь! Хочется верить, что эти книги помогли вам создать нужную атмосферу и сдать тест».

После этого я позвонил сестре, моему бывшему шефу Кларку, который все еще проходил курс реабилитации, и моему нынешнему шефу Дэрилу, который, к счастью, реабилитации не проходил. Также я написал письмо Мэри Берч и похвастался успехами Холы — в мире собаководов это только приветствуется.

Еще я позвонил Глории. Она не взяла трубку. Я оставил сообщение. Затем надел на Холу поводок и повел гулять в метель, чтобы отпраздновать нашу победу.

Снег — главная любовь в жизни Холы, ее самое острое и глубокое наслаждение. Наверное, это генетическая память, которая иногда вспыхивает в людях, вернувшихся в город детства. Неожиданное ощущение дома. Конец пути, и можно отдохнуть.

Я так увлекся Холой, выделывающей умопомрачительные сальто в сугробах, что почти не почувствовал вибрацию телефона в кармане.

Звонила Глория.

— Привет, — сказал я, с трудом дыша на ветру, который швырял в лицо хлопья снега. — Ты не поверишь…

— Она сдала?

— Да. Вообще не скулила на разделении. Правда, были некоторые проблемы с… с реакцией на другую собаку, но она справилась. Это было удивительно. Как будто она правда понимала, насколько это важно.

— Ух ты!

— Удивлена?

— Потрясена, — призналась Глория. — Я хотела приехать, но начался такой буран… На дороге было слишком опасно. Да, ребята, вы здорово поработали. Наверное, еще никто так не старался для СХГ.

— Наверное.

— А ты где? На улице?

— Ага. Хола делает снежных ангелов. Они похожи… дай-ка посмотреть… да, они похожи на Холу.

Ветер, несущийся с конца улицы, мокро хлестал по щекам, и я развернулся к нему спиной, чтобы было удобнее разговаривать.

— О господи, — сказал я. — Ну и метель.

— Знаю, — ответила Глория. — Я тебя вижу.

— Что? В каком смысле?

— Я тебя вижу. Обернись.

В этот момент Хола решила, что из папочки получится отличный столб для проверки максимальной центробежной силы зенненхунда. Она принялась радостно носиться вокруг, заматывая меня в поводок, который я безуспешно пытался распутать.

Я покачнулся, пытаясь обернуться, окончательно запутался в поводке и рухнул в сугроб.

Хола тут же встала надо мной, тяжело дыша. Клянусь, она еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться мне в лицо.

— Ха-ха, — сказал я. — Ха, ха, ха.

«Всегда пожалуйста», — казалось, ответила она.

Я сидел на земле, протирая очки и пытаясь откопать в снегу телефон, когда передо мной возникли пара знакомых кожаных ботинок, красная куртка, шапка… и Глория ухватила меня за руку, чтобы помочь подняться.

Однако она не учла, что я тяжелее ее, а под ногами — дикая мешанина из льда и снежной крупы. Одно неловкое движение — и она повалилась на меня. Несколько секунд мы просто лежали в снегу, пытаясь отдышаться. Что стало гораздо более сложной задачей, когда Хола запрыгнула на нас, празднуя воссоединение семьи бернских зенненхундов.

Неделей позже, в прекрасное субботнее утро, когда снег немного подтаял, я сидел на кровати с Холой и чашкой кофе в руках и пытался объяснить Глории, почему нравлюсь Руби.