Он пытался вызнать у Руни, что она помнит об Асгарде и прежней жизни, по которой он порой так тосковал. Но ее память, дремавшая слишком долго, просыпалась медленно. Девушка припоминала лишь смутные образы или мелкие детали. И Один, как ни старался, не мог понять, кого вернула ему насмешница Судьба. Он расспрашивал Девчонку, пока та, утомленная бесконечным, едва не сломившим ее дух днем не уснула. И лишь тогда решился выпустить ее из объятий, перенес на постель и долго сидел рядом, вглядывался в лицо девушки, надеясь увидеть хоть одну мельчайшую черточку, что подсказала бы, кто перед ним.

Тех, кто способен узнать Свечу, было не так уж и много. Хрофт не сомневался: Рунгерд — часть его семьи. Но кто — жена, один из сыновей, пасынок, падчерица, а может — неуемный лукавый братец?

От Локи можно было ожидать всего. Беспутный плут, многоликий бог лжи, всегда любил менять обличья и, пожалуй, чувствовал бы себя уютно в женском теле. У Рунгерд был тот же насмешливый склад ума. Она, так же как Локи, обожала всяческие «штуки», в ее голове роились непостижимые планы. Локи не мог прожить ни дня без дерзкой выходки. Ему нравилось видеть ярость и недоумение на лицах асов, ётунов, смертных… Разница между братом и Руни была лишь в том, что Рунгерд вечно изобретала что-нибудь механическое или алхимическое, а Локи просто крал все, что могло пригодиться или всего лишь имело неосторожность вызвать интерес рыжего плута. Но насмешливость Локи была злой. Божественный пройдоха всегда думал лишь о себе и собственном удовольствии. Он едва ли подхватил бы клич «Земля и люди», а если бы и сделал это, то с такой иронией и издевкой, что даже самому последнему глупцу стало бы ясно, что Локи интересует только Локи.

Хрофт вновь и вновь воскрешал в памяти родных, чего не позволял себе уже давно, не желая дать призракам памяти шанс вцепиться когтями в его душу. И вспоминал Рунгерд. Их первую встречу в хижине в самом сердце Живых скал. Видел ее в бою, над чертежами и парящей в воздухе на кожаных крыльях.

И видел в ней всех понемногу. Они, Древние Боги, изначально были совсем не такими, как Боги нынешние, Новые. Они всегда были рядом с людьми. И Хрофту всегда казались понятнее эти хрупкие, вероломные, страстные и сильные существа, чем, скажем, те же маги, вроде Хедина, Ракота или Мерлина. И Рунгерд человеческого досталось с лихвой. Но было в ней и что-то иное, что так влекло. Что заставляло людей, альвов и магов присоединяться к ее воинству. Она оберегала своих людей, как Фрейр, и порой нестерпимый ласковый свет в ее глазах напоминал сияние Фрейра, но пасынок никогда не любил войны. И в этой взбалмошной девушке не было и следа прекрасной безмятежности Фрейра. Она скорее походила на Тора. Хвастовством своей силой и радостной жаждой жизни, что всегда были свойственны Молотобойцу и порой заводили его слишком далеко.

Хрофт мог представить Руни сражающейся с ётунами и чудовищами. Пожалуй, в ее характере было шутки ради нести на голове котел Хюмира, который никак не мог поднять бедняга Тюр. Хрофт мог представить сокрушительный Мьёльнир в ее тонкой руке. Мог представить на ее ноге железный сапог Видара и был уверен, что ей хватит дерзости сунуть обутую железом ногу в пасть Фенриру. Видел мысленным взором ее в схватке с чудовищным Гармом. Но в ней было то, чего никогда ни капли нельзя было сыскать ни в одном из его детей, — она умела созидать. Отец Дружин смеялся бы долго, узри он сыновей над чертежами летающего плаща или смешивающими что-то в склянках.

Девушка была по-своему красива. Владыка Асгарда не сразу заметил это и до сих пор как-то не решался признаться себе, что привык к ее теплой, удивительно женской красоте, которую Руни пыталась спрятать за своими нарочито мальчишечьими нарядами и широкими плащами. Но он помнил горделивую красоту своей падчерицы и никогда не решился бы поставить Руни рядом с Фреей. Как ни один скальд не решится сравнить неугомонный горный ручей и широкую могучую реку.

А Фригг? Жена лучше всех знала Свечу. Но даже представить себе, что в теле Руни могла найти приют душа Фригг, казалось Одину нелепым. Его Фригг, роскошная, одетая в золото и драгоценные камни, как истинная царица мира, она умела быть прекрасной и величественной. И никогда не позволила бы себе жить в лесу, без служанок и купален. Хрофт представил, каким взглядом смерила бы его супруга неровно остриженные, неухоженные волосы Руни. Фригг любила порядок, дом, довольство. Она любила детей. И в ней были покой и достоинство, а в Рунгерд — лишь гордость и неуемная жажда нового.

Хрофт в отчаянии отбросил эти мысли, совершенно ясно понимая, что не может сейчас сказать, кто из близких заключен в хрупком смертном теле юной воительницы. Он неловко присел рядом с ней на жесткой походной постели: грубо сколоченном топчане, покрытом рогожей. Отец Дружин не любил спать на полу с тех пор, как страдал от холода, будучи лишенным силы изгнанником. Сегодня он вовсе не мог спать и сам удивлялся, как проявились в нем эти чисто человеческие черты. Во времена оны, когда Отец Дружин не знал предела своей мощи, он рассмеялся бы над любым чародеем, что вздумал бы показать ему в магическом зеркале то, во что превратился Родитель Ратей, провожжавшись всего несколько дней с Девчонкой. И не только рассмеялся, но и наказал бы другим в острастку так, чтобы над таким шутником хохотали и после его смерти.

Но годы одиночества и пытки бессильной жаждой мести научили его не только ценить тепло и общество друзей. Они переменили в нем многое. Настолько, что, как ни старался он в битвах и пирах отыскать прежнего Владыку Асгарда, стоило лишь вложить в ножны Золотой меч, вместо Одина возникал Хрофт. Старая рана была слишком глубокой. И только сейчас Хрофт понял, как ждал прощения.

Оно, это прощение, лежало под его рукой, тревожно вздрагивая во сне. Видимо, даже в стране грез девушка продолжала вести в бой тех, кого им пришлось оставить умирать в сопредельных мирах. Хрофт пытался помочь им потом, когда понял, что здесь, в Хьёрварде, в лесном лагере у Руни и выживших есть немного времени на передышку. В разных мирах время течет по-разному, и потому его отсутствия никто не заметил. Разве что, возможно, Диркрист, что оказался поблизости, когда Отец Дружин вылетел на взмыленном Слейпнире из портала, прорубленного клинком Брана.

В иных мирах он не нашел уже и следов битвы. Даже костей мертвых, что, верно, были давно перемолоты жвалами и челюстями чудовищ. Может быть, где-то в земле еще лежали, ржавея, нагрудники и мечи. Но Хрофт не стал присматриваться. Видно, с тех пор как они нырнули в портал, убегая, в этих мирах прошло достаточно времени. И те, кто сумел выжить, уже отыскали бы себе здесь место и успели превратиться в дряхлых стариков.

В других мирах, где время текло почти так же, как в Хьёрварде, кровавые отметины битвы еще были свежи, словно остатки армии Девчонки покинули поле боя лишь мгновение назад. Не остыли тела воинов и поверженных врагов. И Хрофт обошел каждого, как делал когда-то, будучи полноправным Владыкой Асгарда, протягивал руку, помогая душе отринуть ненужное теперь тело. Все были мертвы. Видимо, тем, кто встречал их в каждом новом мире, отдали четкий приказ — не оставлять живых.