– Какое спокойствие? Ты похоронил столько ребят Крюкомета и моих, а теперь еще бунт на третьей палубе пропустил?

– Прекрати шуметь, - безмятежно встрял Мертвец.

– Вот кого я слушать...

– Заткнись!
– рявкнул Крюкомет.
– Достал. Есть проблема поважнее!

Фарри рванул меня за собой, так что чем закончилась перепалка офицеров, я уже не услышал.

Мой друг ориентировался в темных лабиринтах каким-то шестым чувством, не иначе. Пару раз я ловил себя на мысли, что не представляю, где мы уже находимся, в каком из технических коридоров оказались. Но Фарри уверенно вел меня дальше, пока не завернул в узкий отворот:

– Здесь.

Вновь щелкнула крышка компаса и синеватое сияние выхватило из тьмы заиндевевшие железные стены с черным квадратом лаза над головой. Я все никак не мог прийти в себя после услышанного у трапа. Тревога забилась в сердце, словно выброшенная на лед рыба.

– Что там случилось?
– наконец спросил я.

– Я не знаю. Шестерня запер ход на третью палубу. Мы с капитаном ходили туда, хотели шамана позвать, чтобы тот глянул на тело у Квана. А боцман стоит за закрытой дверью и бубнит, что механикам нельзя мешать перед запуском. Что шаману нельзя мешать. Как заведенный. Аргаст голос сорвал на него... И потому я пошел сюда... Давай за мною.

Он вцепился в поручни и ловко вскарабкался наверх, а затем нырнул в провал.

– Что это?

– Вентиляция.

Фарри помог мне забраться наверх.

– Молчи!
– наказал он, с трудом развернулся в лазе, выставил перед собой компас и пополз. Свет от артефакта залил ребристый короб грязной вентиляции. От темной стали тянуло холодом. Не таким, что поджидал путников в Пустыне. Более тяжелым, если так можно описать поглотивший корабль мороз.

Листы под коленями и руками то и дело чуть прогибались, отчего по вентиляции прокатывался низкий гул.

– Тише! Осторожнее!
– каждый раз говорил Фарри. Он на четвереньках полз впереди, очень аккуратно проверяя металл перед собой, и если находил подозрительное место, способное поднять тревогу, то старался обползти его как можно медленнее. Теснота заброшенных ходов давила на меня больше ледяных лабиринтов, прорытых черными демонами под Пустыней. Мне казалось, что короб сужается, что мы застрянем в нем навсегда и будем часами бессильно молотить кулаками по старому железу, в надежде, что нас кто-то услышит.

Что ты тут делаешь, Эд? Что ты тут делаешь? Сейчас нужно быть там, на кухне, у офицеров. Сейчас все твое будущее зависит от них, а ты как ребенок прячешься в темных закоулках.

Фарри безошибочно вел меня сквозь лабиринты вентиляции. Свет компаса выдергивал из темноты следы предыдущей вылазки хитрого беглеца из Гильдии Воров. Осыпавшаяся снежная крошка, замерзшая пыль с отчетливыми царапинами. Я лишь подмечал эти знаки.

Сложнее всего было на поворотах, там приходилось ложиться набок и ползти так, минуя очередное ответвление. Несколько раз мы тихонько соскальзывали в темные провалы уровнем ниже, и с каждым спуском тревога Фарри лишь росла.

Неожиданно он остановился.

– Что такое?
– прошептал я, и тут же получил несильный тычок ногой. Фарри лишь чудом не попал мне в лицо, но его грубый сигнал дал понять, что разговоры сейчас будут неуместны. И я прислушался. Зажатый в коробе вентиляции, вымазанный в грязи, замерзающий, объятый синим сиянием компаса, я напрягал слух, стараясь разобрать что-нибудь кроме собственного дыхания и сопения Фарри. Тот старался медленно дышать ртом, чтобы не сильно сипеть и не мешать мне.

И я услышал.

– ... жажда. Жажда. Я виноват, но жажда....

Голос раздавался откуда-то спереди и снизу. Едва уловимый, словно лицо говорившему заткнули тряпьем. Многие слова звучали так тихо, что я улавливал лишь обрывки фраз.

– ... виноват. Кровь... Хотел...

Фарри о-о-о-очень медленно подтянул к себе ноги, скрючился в три погибели, разворачиваясь. Его лицо оказалось рядом с моим.

– Слышишь?
– одними губами проговорил он. Между нами сиял компас. Я кивнул.

– Столько лет... Столько лет... Я виноват... Я поторопился... Простите... Его кровь... Докторишка... ничего лучше никогда...

Говорил Балиар. Дребезжащий, испуганный голос старика сложно было не опознать. Вот только теперь в нем воцарилось жуткое безумие. Лихорадочное, голодное, чуждое.

– Знания Девятки ничто... перед... перед вами... эта сила...

– О чем он?
– тихо-тихо прошептал я.

– Не знаю. Он говорил почти тоже самое, когда я приползал сюда, - почти беззвучно ответил Фарри.
– Только чуть громче. Тихо!