Шрифт:
Стаканы стукнулись и опустели. Тут уже никакой мистики. Это на Западе думают, что
нам нужны долгие и нудные тосты, чтобы выпить. У нас иначе. Иногда надо и с тостом. А
иногда молча. А потом уже поговорить. Бывает, что и говорить не надо. Как сейчас. Надо
просто подумать. О фантастическом происшествии, о несостоявшемся будущем, о
будущем, которое теперь состоится.
Каха разлил по второй. Встал, поднял стакан.
– Я хочу сказать тост. Его выдавали за грузинский, хотя он и не имел отношения к
моей Родине. Но это неважно. Важно, что он правильный.
Вашакидзе набрал в легкие воздуха и начал:
"Однажды один человек попросил таксиста отвезти его в далекую деревню.
– Садись, - сказал таксист.
– Понимаешь, я не один, - сказал человек и вывел из-за ворот большого бегемота.
– Но бегемот не поместиться в автомобиль, - удивился таксист.
– Этого не требуется, - ответил пассажир.
– Достаточно привязать бегемота к машине,
он будет бежать сзади.
– Привязывай, - пожал плечами водитель.
– Но если твой бегемот не выдержит быстрой
езды, пеняй на себя. Я не собираюсь тащиться в такую даль со скоростью беременного
ишака!
Человек привязал животное к автомобилю, и они поехали.
Сначала водитель ехал не очень быстро, поглядывая за бегемотом. Но когда вышел на
трассу решил прибавить скорость. Убедился, что тот бежит вполне уверенно,
заинтересовался, и начал ускоряться, потихоньку входя в азарт. Когда скорость дошла до
ста пятидесяти километров в час, он радостно сообщил пассажиру.
– Крандец твоему
бегемоту. Уже язык на плечо вывалил.
– На правое или на левое?
– невозмутимо поинтересовался пассажир.
– На левое, - ответил таксист.
– Ничего, это он на обгон идет!"
Каха сделал паузу, обвел взглядом слушателей и закончил:
– Так выпьем же за то, чтобы мы шли на обгон, когда все думают, что мы уже сдохли!
Командиры встали. И выпили стоя. Как было надо.
И третий - стоя. Потому что третий, он и в сорок первом - третий.
Потом потянулось застолье. Долгое и короткое. С рассказами о прошлом и будущем.
Потом рассказы перешли в песни. Нет, не возникла ни гитара, ни гармошка. И голос у
Кахи не прорезался. Да и слух не появился. Но как можно не спеть "Темную ночь" или
"Враги сожгли родную хату".
Именно после "хаты" и случилось то, чего Кахабар никак не ожидал. Тучков вытер
предательскую слезу из уголка глаза и сказал:
– Хорошая песня. Сильная и человечная. И слова правильные. Только объясни мне,
товарищ старший лейтенант, что значит "Медаль за город Будапешт"? И Партия и
Правительство высказывались неоднократно: своей земли мы ни вершка не отдадим, но и
чужой нам ни пяди не надо. Будапешт - венгерский город, не наш, и захватывать его - это
троцкистские идеи. В чистом виде троцкистские. А уж чтобы за такое медали давать!..
– Знаешь, товарищ капитан, - ответил Вашакидзе.
– Когда врага бьешь, да еще в такой
схватке, на границы не смотришь. Нет, не о том я, - он ненадолго задумался и продолжил.
– Даже не думал об этом никогда. Как ведь было. Немцы на нас напали. Отступали долго.
Потом гнать их начали. До границы дошли. Надо было добивать. Иначе Гитлер бы силы
накопил и снова напал. Потому и дальше пошли. Раздавить фашистскую гадину.
Освободить завоеванные нацистами народы. Пришлось на чужой земле воевать. И города
чужие захватывать. А медали - их же за героизм дают. А где человек подвиг совершил -
это уже второй вопрос.
Каха замолчал.
– Всё равно, - не согласился Тучков.
– Неправильно это.
– Погоди, Александр Викторович, - сказал Антонов.
– Ну-ка, товарищ потомок, скажи,
а что с Венгрией после войны стало?
– Как что? Венгерская Народная Республика там была. Социалистическая. Потом...
– Потом неважно. Республика в составе СССР?
– Нет. Независимая.
– А остальные страны, - включился Семен, - которые освободили?
– И остальные... А ведь верно!
– приободрился Каха.
– Ведь земли чужой себе не взяли