Сосед, успевший поднять автомат, перечеркнул очередью впившееся в горло бородача

темное мохнатое тело. "Не будут услаждать Салмана гурии". Адская боль между ног

заставила выронить оружие. Трое уцелевших душманов, крича и заполошно стреляя,

бросились назад и упали, сбитые ровной строчкой пулеметной очереди...

***

Старшина, пригибаясь на бегу, пересек двор и свалился в окоп за казармой. Здесь

собрались последние уцелевшие защитники заставы. Десять человек. Басмачи шли в

открытую, почти не скрываясь от редких выстрелов пограничников.

– Патроны есть?

– Считай, что нет, товарищ старшина, - ответил сержант Иванов, загоняя последнюю

обойму. Вскинул винтовку. Выстрел. Старшина дал короткую очередь из трофейного

ручного пулемета, и отбросил бесполезную игрушку в сторону. Подобрал винтовку

красноармейца. Имени не запомнил, а может и познакомиться не успел.

– В штыки, братцы!

Вот так, не по-уставному - "братцы". И десяток поднялся как один человек. В

считанные мгновения сократил дистанцию. Длинные, четырехгранные острия впились в

тела, удары прикладов обрушились на растерявшихся бандитов. Откуда-то, словно из-под

земли, с грозным рычанием, бросились на поддержку черные гибкие тела двух уцелевших

собак. Молжахеды дрогнули, побежали в стороны. Но, увидев, сколь малочислен

противник, снова бросились вперед.

Старшина всадил последнюю пулю в басмача, активно машущего руками чуть в

отдалении, ударом штыка уронил с ног второго, прикладом свалил третьего, ощутил

острую боль в спине... И уже лежа, увидел, как Иванов, единственный, оставшийся на

ногах, выдернул кольцо гранаты и бросил ее вверх, как падает Алый, последний

пограничный пес, весь израненный, но успевший вцепиться в ногу еще одному бородачу...

Как прилетевшие "Чайки", И-15 из сто шестого штурмового авиаполка, накрыли

выдававшие себя дымом и пылью артиллерийские позиции на склонах гор мелкими

осколочными бомбами, а потом прошлись по разбегающейся, бросающей оружие, толпе

душманов пулеметным огнем, на заставе уже не видел никто.

***

Капитан Самовозов, командир эскадрона, ворвавшегося на территорию заставы через

десяток минут после авианалета, стоял возле искореженного пулеметного гнезда и

разглядывал в бинокль противоположный берег реки.

– Можешь объяснить, что там происходит?
– спросил он старшего лейтенанта Галкина,

приданного в последнюю минуту иновременника.

За рекой красивые и грозные летающие машины, напоминающие доведенные до

немыслимого совершенства автожиры, неторопливо двигались над береговыми скалами,

поливая их свинцом.

– Американцы, - ответил Галкин, - душманов добивают. Им лишняя талибская банда в

Афганистане не нужна. Зато очередной победный репортаж весьма полезен. Передадут в

CNN...
– старлей на секунду замолчал и зло выплюнул.
– Суки!

– Почему?
– удивился капитан.
– Басмачей бьют. То есть, душманов.

Галкин выматерился.

– Думаешь, они раньше прийти не могли? Когда ребята живы были? Хрен! Специально

ждали, козлы. Небось, и налет сами организовали! А теперь свидетелей убирают!

Старлей замолчал. Самовозов посмотрел на перекошенное от злости лицо

консультанта, перевел взгляд на барражирующие над рекой "вертолеты" и выдохнул тоже:

– Суки!

Где-то в Америке.

Клуб "Темная комната"

Очередное нарушение традиций Джордж воспринял без всякого удивления, хотя и

ворчал про себя сильнее, чем первый раз. Действительно, когда весь мир катится в

тартарары, единственное, что отличает настоящего джентльмена - это соблюдение

традиций. Пусть все вокруг сходят с ума, но файф-о-клок или посещение клуба двадцать

седьмого числа каждого месяца - это святое для любого джентльмена. Второе подряд

заседание вне традиционной даты, это совсем не по-джентльменски. Наблюдая, как слуга

расставляет напитки, а потом аккуратно увозит столик на колесиках из комнаты, Джордж