пропали. То же самое с российскими и украинскими банками. Рассчитывать можно только

на средства в западных банках и то, что с собой. Включая вещи. Если "там" у Вас что-то

есть, устроитесь комфортней, чем в Союзе. Здесь пока ни Интернета, ни мобильников, ни

кондиционеров. Если окажетесь на Западе нищими - сами понимаете...

– А здесь?
– спросила "артистка".

– Теперь здесь. Работа гарантировано найдется всем. Любой из нас по меркам сорок

первого года - серьезный квалифицированный специалист.

– Аба хо!
– опять выкрикнул парень в рубахе.
– Это я квалифицированный специалист?

Всю жизнь турецкое говно на базар таскаю!

Каха перевел на него глаза и ответил:

– Компьютер перезагрузить можешь?

– Запросто, - усмехнулся тот.
– Даже письмо в "Ворде" накатаю. Вообще, продвинутый

пользователь.

– А наших дедов надо учить нажимать кнопку "Резет". Так что не только продвинутый

пользователь, даже пресловутая Моника Левински за спеца сойдет.

– Что, б*яди пропали?
– поинтересовался "кожаный".

– Без понятия. Оральная техника госпожи секретутки никого не интересует. А вот

умение нажать на ту самую кнопку в случае зависания - очень даже. Стране нужны все,

кто умеет и, главное, хочет работать. В первую очередь - сисадмины, специалисты по

оргтехнике, механики, электронщики. Можно работать на государство, организовывать

артели или стать кустарём. В СССР многоукладная экономика, а безработных нет.

– А мне что делать?
– спросила "собачница", поправляя очки с необычно толстыми

стеклами.
– Шестидесятилетняя полуслепая старуха, училка-гуманитарий - кому я нужна?

Мои знания, умения, навыки в Советском Союзе сорок первого года неприменимы, а

привычки вредны.

– Вы считаете, что учителя литературы или географии стране не нужны? Разве есть

профессия древнее и уважаемее, чем учитель?

– Древнее есть, - опять пошутил "рубаха", - даже две!

– Мэорэ и журналисты?
– уточнил Кахабар.
– Обе трудно назвать уважаемыми. И кто-то

учил первых журналистов письму, - он опять обернулся к "собачнице".
– Кроме того, вы

пенсионер! Можно жить на пенсию.

– И с какой стати СССР будет платить мне пенсию?
– не сдавалась женщина.
– В этой

стране я не проработала и дня.

– В проекте постановления партии и правительства этот пункт выделен отдельно. Вы

будете приравнены к своим фактическим ровесникам из СССР. Отношения государства с

гражданами "баш на баш" характерны для другого общественного строя.

– Но где я буду жить?
– пессимизм женщины был вполне объясним.
– Моей квартиры в

Тбилиси нет, даже до постройки дома, в котором я жила, ещё более двадцати лет. Я знаю

довоенный адрес моей семьи. Но кто и на каком основании меня там пропишет? И в

тесной комнате огромной коммуналки я буду только мешать.

– Это очень серьезный вопрос. На первое время всех нас расселят по общежитиям. Я

пока вселился в солдатскую казарму. Потом будут предоставлять квартиры. Поскольку

война отменяется, не придется много лет отстраивать сожженные города. Есть надежда,

что всё это произойдет гораздо быстрее, чем в тот раз, - лейтенант задумался над

последней формулировкой, потом махнул рукой, понятно и ладно.
– А на Западе у Вас

что-нибудь есть?

Собеседница только вздохнула.

– Гмэртма дагапарос!
– она перекрестила Кахабара.
– На тебе Крест написан.

– Никто не говорит, - продолжил Вашакидзе, - что проблем нет. Есть. И больше, чем

хотелось бы. Но здесь их решать будем всей страной. А "там" каждому придется

заниматься этим в одиночку.

– А что с нашим товаром будет?
– поинтересовался "рубаха".

– Те, кто везет полезный товар, например, машины или одежду, продадут его

государству по нормальной цене. Боюсь, что "Гербалайфы" и прочую подобную шебутень

можно выкинуть сразу. В СССР ее втюхивать некому.

– Это почему?
– ожила толстая "ненько".
– Тысячи людей пользуются предлагаемыми