через частокол грамматических ошибок чужого языка. Продралась. Для того, чтобы

понять, что в связи с исчезновением компании, все рейсы отменяются, билеты не

действительны, денег никто возвращать не будет, и претензии предъявлять можно только

Господу Богу. Точнее, Аллаху, учитывая вероисповедование турок.

Рассчитывать на милость Аллаха никто не собирался. А потому, раздасадованно

плюнув на дверь фирмачей-предателей, мы с Дашунькой прямым ходом отправились в

российское консульство. И тоже совершенно напрасно. Замка на двери, правда, не

оказалось. Но назвать заведение работающим язык не поворачивался категорически.

После долгого хождения по коридорам, удалось отловить лишь какого-то субтильного

вида клерка. "Добыча" ни на минуту не переставая жевать жвачку и снисходительно-

оценивающе поглядывая на мою грудь, соизволила сообщить, что поскольку России

больше нет, то бывшая российская гражданка есть никто, звать ее никак, а защищать от

щедрот замечательной страны Турции никто не обязан. И не будет. Поэтому, если

Елизавета Андреевна не хочет оказаться в местном доме удовольствий, то ей стоит

покинуть страну, как можно быстрее. И единственный шанс это сделать и не попасть всё в

тот же самый дом - за пять тысяч евро отправиться "дипломатической почтой" в

Болгарию.

– Впрочем, если у Вас нет денег, - добавил наглючий клерк, оценивающим взглядом

окидывая мою фигуру, - то можно и совершенно бесплатно. Мы отплываем через четыре

часа. Почему бы тебе не скрасить мне путешествие?
– еще и на "ты" перешел!

Состояние, в котором я вылетела из консульства, можно было назвать истерикой. Но

точнее - бешенством. Небольшое облегчение принес оставленный на щеке субтильного

отпечаток правой ладони. Как жаль, что от пощечины не бывает сотрясения мозга,

Впрочем, так легко недомерок не отделался: возмущенная Дашунька, успела "под шумок"

уронить на обидчика мамы здоровенную "пальму" в кадке. Надеюсь, ребенок не понял, за

что конкретно мстит!

На этом неприятности не кончились. На рецепшене предложили освободить номер.

Под тем же самым предлогом: якобы туроператор не оплатил проживание, а поскольку

его больше не существует... Если бы это произошло утром, у них могло получиться. Даже

наверняка. Но сейчас я закусила удила. Что именно вытворяла в течение сорока пяти

минут в кабинете управляющего, наверное, не смогу вспомнить никогда. А если вспомню,

то никогда и никому не расскажу. Разве что Егору. Нет, вряд ли... Потому что когда я

вышла, сжимая в руке свидетельство полной и безоговорочной капитуляции турецкой

стороны, ожидающая в холле Дашунька с неподдельным интересом спросила:

– Мам, он жив?

– Да!
– кратко ответила я.

– Жаль...
– разочарованно протянула дочка. Умница, вся в маму...

Мне было не жаль. Зрелище хозяина помещения, вылезающего из-под стола и

заверяющего уважаемую мисс, что в течение оставшихся трех дней ее пребывания в отеле

никто не посмеет испортить ей отдых, грело душу. Хотя настроение подняло

незначительно.

В номере я вывалила на кровать все свои покупки и за пять минут разложила трофеи

набегов на местные магазины на четыре кучки. Большинство вещей попали в категорию

"самые необходимые", часть - в "очень нужные". Остальные две кучки, "не очень

нужные", и главная, на которую возлагалось больше всего надежд, "не нужные" - остались

не задействованными. Следующие полчаса прошли в безрезультатных попытках

переместить что-нибудь из двух первых кучек в последние. Вконец рассвирепев от мук

выбора, я одним движением смахнула весь гардероб, лежащий на кровати, в купленную

для перевозки покупок в Россию сумку на колесиках, оставив только миниплатье с

декольте и без спины, и по хорошо знакомой дороге отправилась на рынок, волоча за

собой нажитое непосильным трудом. Общение с торговцами оказалось далеко не столь

радужным, как при покупке, но, в конце концов, вернуло четверть потраченной за две

недели суммы.

Оставалось только уехать из осточертевшего Трабзона. Но проклятый день продолжал