— Ты не разделишь со мной это… кино? — то, как он сформулировал вопрос, почти заставило ее ухмыльнуться. — А потом ты сможешь, наконец, снова попить.

Услышав его полные сексуального обещания, хриплые слова, Эмма потеряла всякое желание улыбаться. Но, все же, не отвернулась, зачарованная тем, с какой страстью он вглядывался в ее лицо.

Лаклейн снова и снова предлагал ей попить, подкрепляя ее уверенность, что он наслаждался этим также сильно, как и она. И хотя это смущало Эмму, она чувствовала тогда его эрекцию (такое сложно было не заметить), видела желание в глазах. Точно такое же желание, которое она видела сейчас…

Волшебство момента было нарушено какой-то женщиной, криком возвестившей о наступлении оргазма. Эмма ахнула и резко повернулась к телевизору. Оказывается, она, сама того не замечая, нажимала кнопки на пульте и каким-то образом переключилась на Синемакс. А Синемакс так поздно ночью означал Скинемакс [24] .

Эмма начала судорожно щелкать пультом, ее лицо пылало от смущения. Но даже обычные каналы, казалось, были рады показывать «Неверную» и «С широко закрытыми глазами». Наконец удалось найти что-то без секса…

Вот дерьмо. «Американский оборотень в Париже».

Сцена нападения во всей ее красе.

Прежде чем она успела переключить канал, Лаклейн вскочил на ноги.

— Люди… люди так нас представляют? — судя по его голосу, он был потрясен до глубины души.

Эмма вспомнила другие фильмы об оборотнях — «Псы-воины», «Зверь внутри», «Вой» и картину с таким тонким названием, как «Зверь должен умереть» — и кивнула. Рано или поздно он всё это увидит и узнает правду.

— Ага, именно так.

— Они считают всех существ Ллора такими же?

— Нет… ммм, не совсем.

— В смысле?

Она закусила губу.

— Ну, я слышала, что ликаны никогда не утруждали себя пиаром. А вот вампиры и ведьмы, например, выбрасывают на это кучу денег.

— Пиар?

— Рекламные кампании.

— И этот пиар работает? — спросил он. На его лице всё еще читалось отвращение.

— Скажем так — ведьм считают не обладающими настоящими силами колдуньями, которые занимаются черной магией. А вампиров — сексуальными, но мифическими созданиями.

— Боже мой! — пробормотал Лаклейн и с глубоким вздохом опустился на кровать.

Его реакция была настолько бурной, что Эмме захотелось порасспрашивать его еще. Но задавать дополнительные вопросы означало подвергнуться тому же. И все же сейчас это ее не волновало.

— Получается, облик оборотня в этом фильме… полностью неверен.

Лаклейн потер свою покалеченную ногу; он выглядел уставшим.

— Черт побери, Эмма, не можешь просто спросить, как я выгляжу, когда обращаюсь?

Глядя на него, она склонила голову на бок. Было очевидно, что нога причиняет ему боль, а она не могла видеть чьи бы то ни было страдания. Очевидно, даже страдания этого грубого и невоспитанного ликана, потому что, чтобы отвлечь его от боли, она поинтересовалась:

— Итак, Лаклейн, как ты выглядишь, когда обращаешься?

Он удивился, а затем на протяжении какого-то времени, казалось, не знал, как ей объяснить. Но, наконец, сказал:

— Ты когда-нибудь видела фантома, притворяющегося человеком?

— Разумеется, видела, — ответила Эмма. Как-никак она жила в самом богатом на существ Ллора городе.

— Ты помнишь, как все еще видишь человека, но и призрак начинает проступать? Вот на что это похоже. Ты все еще видишь меня, но также и что-то более сильное, дикое во мне.

Повернувшись к нему, Эмма легла на живот и, подперев подбородок руками, приготовилась слушать.

Когда она взмахом руки попросила продолжать, он откинулся на спинку кровати и вытянул свои длинные ноги.

— Спрашивай.

Она закатила глаза.

— Отлично. У тебя вырастают клыки? — когда он кивнул, Эмма уточнила: — А шерсть?

Лаклейн удивленно поднял брови.

— Господи, нет.

У нее было много друзей, покрытых шерстью, так что ей даже показался оскорбительным его тон. Но она решила пропустить его слова мимо ушей.

— Я знаю, что твои глаза становятся голубыми.

Последовал кивок.

— Тело больше, а черты лица меняются, становятся… более волчьими.

Эмма скривилась.

— Превращаются в морду?

Услышав ее слова, ликан даже фыркнул от смеха.

— Нет. Совсем не так, как ты себе это представляешь.

— Все, что ты описал, не сильно отличается от тебя сейчас.

— Но это правда, — Лаклейн посерьезнел. — Мы называем это saorachadh ainmhidh bho a cliabhan… дать зверю вырваться из клетки.