Различие между моральными и практическими правилами можно рассмотреть с позиции согласованности, а не с позиции абсолютной природы. Различные преследуемые нами практические цели и соответствующие им практические правила иногда не согласуются друг с другом, и для получения согласованного и непротиворечивого набора суждений, например, о правильном образе жизни, следует искать такие общие аксиомы или постулаты, которые бы позволили выносить корректные суждения относительно всех жизненных ситуаций. Большинство людей, к примеру, считают здоровье благом и могут даже удивиться предположению о том, что в некоторых случаях оно может таковым не являться. При этом существует бесчисленное количество случаев, когда мы намеренно жертвуем здоровьем для достижения иных целей. Иногда такие жертвы делаются для достижения временных удовольствий, богатства, почтения или красоты и впоследствии вызывают сожаления и признаются глупыми. Но в тех случаях, когда мы жертвуем собственным здоровьем ради тех, кого мы любим, или ради своей страны или религиозной веры, без которых нам собственная жизнь не кажется ценной, мы, оглядываясь впоследствии на подобные жертвы, считаем их оправданными. Сказанное также касается и таких целей, как богатство, репутация и т. п. Таким образом, согласно данному подходу, моральные правила позволяют нам различать выборы, которые, в конечном счете, являются мудрыми, и те, которые, в конечном счете, таковыми не являются. Так, тот факт, что люди в своем большинстве чего-то желают, не доказывает того, что они должны стремиться к удовлетворению своих желаний, поскольку это может их привести к еще большему злу, чем неудовлетворенность желаний. То, чего людям следует желать, это то, чего они желали, если бы были просвещенными и знали то, чего они хотят на самом деле, равно как и то, каким естественным способом желаемое может быть получено. Таким образом, мораль является мудростью, применяемой к поведению в жизни и предлагающей правила, которым мы бы следовали, если бы заранее знали обо всех импликациях результатов нашего выбора и их следствиях. Однако очевидно, что эта цель будет оставаться недостижимой до тех пор, пока наше знание не станет совершенным. При этом данный идеал проявляет нам природу того выбора, который мы делаем, если, конечно, мы о нем задумываемся.

Предложенный взгляд на моральные суждения принимается не всеми. Возникающее возражение заключается в том, что если мы будем рассматривать мораль только в терминах мудрости, т. е. наибольшей степени целесообразности, то тогда моральные правила будут совершенно неприменимы для тех ситуаций, когда люди расходятся во мнениях. При этом нам следует различать социальную необходимость согласиться на определенные правила, которые позволят людям жить вместе, и логическую возможность доказать, что только один набор моральных суждений может быть рационально доказан.

Мы можем смириться с необходимостью подчиняться законам в политическом смысле, даже если мы не считаем эти законы мудрыми, поскольку последствия беззакония могут быть еще хуже, чем недостатки какого-то отдельного закона.

Однако данная социальная необходимость создавать законы и подчиняться им логически не мешает существованию расхождений во мнениях о том, что правильно, а что нет. Все этические системы, в конечном счете, начинаются с определенных фундаментальных допущений, и до тех пор, пока два человека не договорятся относительно этих допущений, исключить различия во мнениях будет невозможно. Однако общество, в котором разрешено свободное исследование моральных вопросов, способно обнаружить более стабильную основу для моральных суждений и поведения, точно так же как свободная дискуссия в области естественной науки способна элиминировать случайные мнения. До тех пор пока люди живут в общем мире и обладают общими элементами человеческой природы, и выбор и мнения будут соглашаться друг с другом в той мере, в какой они будут в состоянии признать эту общую природу.

Мы можем завершить наш анализ данной темы, сказав, что, несмотря на невозможность элиминировать дискуссию о том, что существует и что должно существовать, было, тем не менее, показано, что две данные альтернативы тесно связаны друг с другом. Если бы не было людей или существ, похожих на людей, вопросы морали были бы бессмысленными.

В этой связи нам следует отметить, что сформулированный в данной главе взгляд на эстетические и этические формы является применением взгляда формальной логики, изложению которого посвящена вся эта книга. Правила логики, как мы уже видели, не являются внешними правилами, искусственно на нас налагаемыми. Иными словами, вовсе не необходимо допускать правила логики для того, чтобы выводить нужные заключения, хотя данные правила и способствуют вычленению именно тех черт, которые делают одно суждение релевантным по отношению к другому суждению. Допущение того, что правила рассуждения являются посылками, без которых конкретные умозаключения утратят свою правильность, в логическом смысле является несостоятельной позицией. Сходным образом правила промышленного и изобразительного искусства не представляют собой случайную авторитетную инстанцию, а являются абстрактными формулами, утверждающими, что определенные цели достижимы только при выполнении определенных действий. Красота, возвышенность или какая-либо другая эстетическая форма сама по себе не является объектом или вещью, подобно мраморному бюсту, картине или песне. Такая форма является скорее тем, что характеризует объекты определенного вида, находящиеся в определенных отношениях друг к другу. Подобным образом правила или принципы этики являются формулами; эти формулы указывают на то, что именно делает эти правила или принципы релевантными или приводящими к определенным целям в рамках конкретных способов поведения людей, целям, конституирующим систему, которой мы можем быть преданы до конца. Этические формулы не являются источниками наших действительных моральных предпочтений или антипатий, однако они объясняют, что именно делает моральные суждения обязательными или необязательными в зависимости от конкретной ситуации.

Несмотря на то что любое суждение является истинным или ложным, неверно будет считать, что люди используют язык только для передачи истины. По своему происхождению, равно как и по своей ежедневной роли, язык является средством выражения эмоций. Соображения, отличные от тех, которые происходят из желания сообщить истину, также представляют форму, которую принимает наш язык. Более того, даже в науке, несмотря на стремление высказывать все буквально, мы редко начинаем с точного усмотрения сходств и различий между вещами и поэтому выражаем свои спутанные впечатления посредством крайне метафорического языка. Для достижения понимания элемента истины, присутствующего в обыденных выражениях, а также для того, чтобы избежать отвержения какой-либо части науки лишь на том основании, что в ней используются лингвистические формы, не поддающиеся буквальной интерпретации, нам следует исследовать ту роль, которую играют подобные выражения в обыденной жизни и в науке.

1. Эмотивное использование языка, церемониальных выражений и эвфемизмы. Подобно тому как ритуал общественной жизни требует определенных форм одежды, определенных шагов или жестов, независимо от их удобства, также этот ритуал требует и определенных общепринятых выражений, независимо от их буквальной истинности. Так, правила учтивости среди китайцев и некоторых других народов требуют, чтобы хозяин говорил, что его дом – жалкий, а его гость – выдающийся и оказывает ему большую честь и т. д. Даже те, кто не принимает данные выражения в буквальном смысле, могут быть оскорблены отходами от таких социальных моделей.

Роль церемониальных выражений во внешних проявлениях притворства является такой же важной в общественной жизни, как и в играх детей или примитивных народов. Социальная жизнь такой страны, как Англия, может рассматриваться как некая игра, требующая, помимо многих прочих вещей, чтобы люди говорили об армии и флоте его величества, о казне его величества (хотя долг при этом считается «национальным»). Также действительные главы правительства говорят, что они «советуют» королю, хотя у того нет иного выбора, кроме как подчиняться. Сходным образом о Соединенных Штатах принято говорить как о демократии, в которой закон является волей народа и создается его представителями, даже при том, что мало кто знает, какие именно законы создаются, равно как мало кто имеет достаточный контроль над теми, кто эти законы создает.

Церемониальные выражения часто подвергаются нападкам и называются «конвенциональной ложью», тогда как они на самом деле, призваны не вводить в заблуждение, а выражать истину в виде эвфемизмов. Учтивость, или вежливость, требует элиминации не столько истины, сколько определенных неприятных выражений, являющихся по той или иной причине табуированными. Это с легкостью объясняется тем обстоятельством, что сами по себе слова могут оказывать эмоциональное воздействие. Так, вполне допустимо говорить о собаке женского пола, но считается плохим тоном употреблять известное более короткое слово. Пираты в спектакле «Питер Пэн» говорят о скорой встрече «внизу», но они вызовут у публики шок, если используют более реалистичное и в теоретическом смысле более каноническое слово.