Шрифт:
28
11
И в песнях дня я слышу зовы смерти! Что дышешь, солнце, душно, как гроза? Не верьте солнцу, бледные, не верьте, скрывайте в страхе слабые глаза! В его дыханьи страшный жар больного – мир, заражен- ный им, без сил падет. Изо всего дрожащего живого послед- ний стон, последний вздох возь- мет. Под взгляд его безвольно ляжет тело, да, тело белое упругое Твое, которое всю жизнь о счастьи пело и не успело сделать ничего. В пустыне зноя хищными ша- гами к тебе в обличьи черном подойдет, надавит грудь мох- натыми руками, руками горло нежное найдет... И вот, когда зареют в небе крылья святого ангела тебя ме- чом спасать, тогда, собрав пос- леднее усилье, посмеешь ли о по- мощи взвывать! Ты, отвергавший, забывавший светы, за миг про- давший, смявший чистоту; ты, променявший строгие обеты на хрупкую безногую мечту! Нет, не протянет он на по- мощь руку, подарит только полный муки взгляд, и ты па- дешь во тьму, в глухую муку, и не вернешься к нам уже назад.29
12
Раскрыта книга на столе мо- ем, две свечки бледные стоят над ней на страже. Я с жуткой мглой, с ночною мглой вдвоем, но нет со мной тоски лукавой даже. Не на страницах долгий взгляд лежит и к ним еще не прика- сались руки,– молитвенник в руках моих раскрыт, и взор горит огнем сладчайшей муки.30
13
Я зажигаю кроткий свет лам- пады, я осеняюсь знаменьем кре- ста, в мольбе склоняюсь к пли- там колоннады перед распять- ем сладкого Христа. И каждый раз ко мне подхо- дит кто-то: я слышу шопот, четок хруст ловлю. Но, сок допив молитвенного сота, уже его вблизи не застаю. Кто этот инок? верно, не узнаю,– зачем молиться любит он со мной? Но в сердце ра- дость смутно ощущаю, соприка- саясь с тайною страной.31
14
Сегодня я сквозь сон услышал пенье... И поступь чью-то в пеньи я слыхал. Я часто раньше слышал так сомненье, но этот шаг мой сон не прерывал. Не прерывал, не подымал с постели и не бросал на жосткий пол в мольбе. Шаги вдали как му- зыка звенели, и песнь вдали – спокойный гимн Тебе.32
15
Дни бегут точно легкие серны, невозвратной текучей воды. Как на лошадь не вскочишь на серну, не оденешь на серну узды.33
16
Но т'o был год борений и про- зрений – по капле пил источ- ник мутный сил. Опали руки нынче без движе- нья, и ни о чем я нынче не про- сил... К себе прислушаться, как слушает в пустыне араб, к песку припавший головой; к себе прислушаться, где в чуткой пау- тине насторожился кто-то не- земной. Ногой ощупать выступы до- роги, как при покупке – муску- лы раба... Но как устали мед- ленные ноги: как утомила долгая борьба. Нет; нынче лечь, вдоль тела бросить руки, закрыть глаза под быстрый бег минут. Пускай текут вокруг чужие муки, чу- жие дни пускай вокруг текут.34
17
Да, я хотел бы мирно уда- литься и в келье где-нибудь лампаду ночью жечь! Но как от тела мне освобо- диться, какой поднять на тело верный меч? Нет, покаянье позднее бессильно, когда нет в сердце страха и любви, когда и вера теплит- ся насильно, вокруг грехи, грехи в самой крови. Ах, тело крепкое, тебя ломать мне жалко: тебя из кости выто- чил резец, в воде ты плещешься, как резвая русалка; ты будешь муж и ласковый отец. Но по- дымаешь голову ты гордо, а гор- дым став, становишься сле- пым; твой шаг звучит, зву- чит, упругий, твердо, но не тверда сама земля под ним... Я прочитал, что нет почти спасенья мастящим тело белое свое, что обороть греха и иску- шенья таким почти при жиз- ни не дано.35
18
Когда за прошлое наказывал меня,– за что теперь испыты- ваешь силы? Вот, не сдержу я нынче жеребца – – паду во тьму! Мне нынче дни постылы. Дни серебристые от скошен- ных полей, до облаков и неба голубого! взгляд, потемненный страстью, все темней, и в песне смутной нет для вас ни слова.36
19
Кто ослепил меня! Кто, злой, направил стрелы в мои гла- за – возлюбленные дня? День холил их, когда горели смело, и низ- водил на ложе из огня. Кто ослепил меня!?. Лавиной грозной снега сорвалась тьма густая на меня, и взвился вихрь, и дрогнула земля... И в громе тонет крик чуть слышный: Эга.37