«Осень патриарха» — по сути, про него. «Генерал в своем лабиринте» — пока неизвестно.

Загадка, как мог автор таких книг ничего не разглядеть на Кубе за столько десятилетий. Посетив в 1957 году СССР, двадцатидевятилетний колумбийский журналист (социалист!) Гарсиа Маркес сумел же за короткий срок увидеть и гигантизм, и единообразие, и политические запреты, и комплекс неполноценности перед Западом. А на Кубе? Ничего. Не захотел разглядеть. Завороженность интеллектуала перед деятелем. Лицом к лицу — не увидать. Слепота, которая делает честь его верности дружбе, но не делает чести его честности. Ведь это же он написал: «Жажда власти порождает лишь неутолимую жажду власти». Правда, и такое тоже, вовсе не думая, надо полагать, что о себе: «Мы не могли себе представить, как будем жить дальше, как вообще может продолжаться жизнь без него».

Человек с экзотическим, на русский слух даже несколько оперным, именем — Хосе Ортега-и-Гассет — оказался самым умным в ХХ веке.

9 мая исполняется сто двадцать пять лет со дня рождения этого выдающегося испанского мыслителя, публициста, культуролога, эссеиста. Его принято именовать философом, что вряд ли верно: философской системы у Ортеги не было. Свои воззрения он называл «философией жизненного разума» — его интересовал процесс наблюдения, размышления, диалога. Он был по преимуществу литератор, писатель — и блистательный, с редким даром свободно, внятно и легко говорить о чем угодно. А говорил он о самом важном.

В главной книге Ортеги — «Восстание масс» — больше всего поражает дата написания. Отдельным изданием сочинение вышло в 1930 году, в периодике публиковалось фрагментами с 26-го, отдельные положения — еще раньше. При этом мало в мире книг, столь животрепещущих сегодня.

Ортега поминает большевизм и фашизм — «две политические «новинки», возникшие в Европе и по соседству с ней», отмечая, что это «движения вспять» в мировой цивилизации. Он разглядел все что надо еще в 20-е, не поддался соблазну лозунгов, как многие европейские интеллектуалы.

Но ведь еще не было на политической поверхности ни Гитлера, ни Сталина, а Ортега уже предупреждал об их приходе. И кажется, что они оба словно провели жуткие практические занятия по книге Ортеги.

В «Восстании масс» впервые внятно сказано о том, чьими руками совершается самое страшное в мире. О так называемом «простом человеке», «человеке с улицы». В этом — новизна и непреходящая ценность вывода Ортеги. Всегда и все обращали внимание на лидеров-злодеев, Ортега сместил взгляд вниз, на то, что именуется «социальной базой» политических доктрин и военных кампаний. Речь вовсе не только о кровавых диктатурах и войнах — речь об обычном течении повседневной жизни. И сегодняшней тоже.

По Ортеге, главное свойство массы — инертность. Поэтому ее устраивает то, что есть.

Отсюда — принцип коллективной ответственности. Так легче и проще жить: лишь попадать в ногу, и тогда если успех — торжественно марширует весь строй, если неудача — она делится на все шеренги и колонны.

Потому-то, кстати, любой провал — будь то политическая коллизия, чемпионат мира или песенный конкурс — легко объяснить происками внешних врагов. Наготове формула: «Нас не любят». Иначе надо по-взрослому принять ответственность самому за себя, а не делить ее со страной и народом.

Здесь происходит та отчаянная путаница, о которой тоже предупреждал Ортега:

Главная опасность — полностью огосударствленная жизнь. Когда понятия «народ», «общество», «страна» — все подменяются и заменяются одним: «государство». Тогда нет движения, нет цивилизации.

«Крах терпит сам человек, уже не способный поспевать за цивилизацией», — пишет Ортега.

Речь о моральной некомпетентности. Отличный слесарь — вовсе не обязательно хороший мастер, отличный мастер — не обязательно хороший начальник цеха, отличный начальник цеха — не обязательно хороший директор завода. Умение пользоваться интернетом и iPod’ом никак не доказывает причастность к современной цивилизации. Тут целый конгломерат сюжетов, включая неподкупность суда, выборность власти, свободу прессы и сотни других вещей, которым нельзя научиться, просто нажимая кнопки.