Шрифт:
В СТАРОМ КРЫМУ *
<<1911>>?
<1923>
НОЙ *
(поэма)
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
1.
Они кричали: «Эй, старик! Смотри, как знойны наши жены! Завидно, правда? Иль отвык? Что ж ты молчишь, петух бессонный?» Но Ной, полузакрыв глаза, Шел мимо, скорбно и сурово, И не гремело, как гроза, В ответ бичующее слово. Дивились люди: Ной умолк! Давно ли, гневный, на закате Он, обходя шатры, как волк, Метал в них молнии проклятий… Глупец! Лишь Иафет и Сим Страшились старческого лая, Да дети бегали за ним, Его проклятья повторяя… Помет летел ему в лицо, А жены, тешась пляской смелой, Сплетались вкруг него в кольцо И с визгом обнажали тело… Когда в смущенье перед ним Смолкали песни и тимпаны? Лишь Иафет и толстый Сим Бегут веселья, как бараны… Но Ной замолк — и в первый раз, Хоть вслед хула летела градом,— Печаль полузакрытых глаз Влилась в их души темным ядом. 2.
Народ собрался у колодца, Где Хам за камнем сладко спал. «Хам, Хам, вставай!» Хам встал, смеется: «Пришли? Ха-ха! Я вас не звал». Передний пнул его ногою: «Послушай, что со стариком?» Лениво выгнув грудь дугою, Хам звонко щелкнул языком: «С отцом? Ага, теперь скучнее! Ной перестал совать свой нос? Сменяем жен! Твоя тучнее… Тогда отвечу на вопрос». Тот молча взял его за глотку. «Что ты спешишь? — закаркал Хам,— Сим что-то говорил про лодку, Да он не знает толком сам… Подите к Ною — мне не жалко! Я сам сказал бы, если б знал…» Передний замахнулся палкой, Хам дико взвизгнул и удрал. «Эй, Хам, вернись!» Но сук колючий Попал обидчику в висок. Пошли к шатрам. Клубились тучи. Темнел в вечерней мгле песок… А Хам разрыл у камня яму И у колодца лег опять. «Ага, ушли! Вернетесь к Хаму! Да только Хам хитер, как тать…» 3.
Спугнув болтливый круг старух, Под дубом в середине стана Сим крикнул, привлекая слух: «Кто даст секиру за барана?» — Толстяк, ведь ты пастух. Зачем? — Смутился Сим: «Не знаю… Надо». — Ого, не знаешь… Спелся с тем! — Орут. Придвинулись, как стадо. — Смотри, бичи разбудят прыть! Иль страх тебе заклеил губы? — «Ной запретил мне говорить»,— Ответил Сим, прижавшись к дубу. — Га, запретил! Молчишь? Постой! Морочишь стан… Дурак, а хитрый!..— Но миг, и хлынули толпой На зов вдали запевшей цитры. Забыт был Сим, и Хам, и Ной, Смех раскатился до ущелья… Всю ночь стонал там грех хмельной, И, словно смерч, росло веселье. Когда же люди и скоты Свалились на заре устало, Над станом в гулкие щиты Зловеще эхо застучало. Оставив пир, толпой к шатрам Метнулись в диком страхе крысы: Ной с Иафетом, Сим и Хам В горах рубили кипарисы. 4.
И днем и ночью Ной и дети Свозили крепкие стволы. Ослы кричали, выли плети, Клубился душный дым смолы. День изо дня, как сон недобрый, Росла громада на холме, И ночью сквозь крутые ребра Луна сквозила в дымной тьме… Послали самых старых к Ною: «Народ велел спросить, зачем?» Ной повернулся к ним спиною И был, как мертвый, глух и нем. Звериный гнев зажег всех в стане: «Огней! Огней! Молчит? Так сжечь!» Текут, как лава… На поляне Вдали ждал Ной, прямой, как меч. С холма неслись протяжно стуки. Смолк крик. Как псы, бегут к нему. Но Ной безмолвно поднял руки — И гаснут факелы в дыму. Проклятья, тьма, хула и стоны Слились в слепой ревущий ад, И дети, псы, мужи и жены Рванулись в ужасе назад. А сверху Хам, склонясь над долом, В огне костров, как вепрь в крови, Кричал им в бешенстве веселом: «Го-го! Дави, дави, дави…» 5.
Ли, Иафетова жена, С Ноамою, женою Сима, Следят с холма всю ночь без сна, Как тучи проплывают мимо. Обняв задумчивую Ли, Шепнула робкая Ноама: «Постой, ты слышишь? Там вдали Как будто крик и хохот Хама?» — Нет, это ветер средь камней…— «Спросила Ноя, что брать в лодку?» — Да. В первый раз за много дней Он улыбнулся. Кротко-кротко… Ноама, спишь? Ах, долго ль ждать? Как будет весело, Ноама! Вчера мне говорила мать, Что мы помчимся к солнцу прямо…— «Она сама не знает, Ли, Никто не знает, кроме Ноя». Шептались жены, а вдали Светило встало огневое. В долине, в мертвой полумгле, Как море, волновались люди: Вверху на каменном челе Свет солнца возвестил о чуде… Умолкли вскрики топоров. Что на горе? Не стены ль храма? «Ковчег готов, ковчег готов!» — Шепнула робкая Ноама. 6.
Из горных чащ, вдоль водопадов Хам гнал, как скот, со свистом в плен Мохнатых скорпионов, гадов, Шакалов, тигров, крыс, гиен… Не страшно! Ной сказал не много: Как стадо коз, всю злую тварь От паука до носорога Пусть Хам пригонит пред алтарь. И он пригнал. В дверях ковчега, Когда зверье сбивалось в вал, Под хохот падал бич с разбега И тяжело помост стонал. Сим гнал привычною рукою Домашний и убойный скот. Волнистой, длинной чередою Шли пары мирные вперед. И с песней из лесных ущелий Пригнал к ковчегу Иафет Оленей, ланей и газелей, И всех, кто красит божий свет… Как три реки, вливались звери В ковчег покорною волной. Дымилась пыль. Зияли двери. На кровле ждал безмолвный Ной. А там внизу ловили жены Домашних, злых и певчих птиц, Следя в испуге затаенном За беглым трепетом зарниц. 7.
В последний раз к полудню Ной Спустился к людям в дол зеленый. В шатрах, объятых тишиной, Укрылись вспугнутые жены. На солнце, греясь, как ужи, Лежали люди, тешась зноем. Ной шел, и дерзкие мужи Вставали в первый раз пред Ноем. Никто молчанья не прервал, И только мальчик зверолова С вершины дуба закричал: «Ной, Ной, ты к нам вернулся снова?» Ной тихо обошел весь стан И скорбно замер у колодца. Сквозь мутный старческий туман Чей образ там в воде смеется? Не он ли звонкие кремни Метал о воду с детским смехом, И не к нему ль в сырой тени Взлетали всплески влажным эхом? Как много там таких в шатрах — Невинных, словно цвет граната, Но Бог велел — Ной червь и прах… Быть может, в них зерно разврата… Он встал, взял посох и пошел. Кружились голуби над Ноем, И псы, тоской смущая дол, Следы его лизали с воем.