Шрифт:
8.
Из дальних северных просторов Примчался ветер грозовой. В горах запели сотни хоров. Лес стал безвольною травой. Гремят каменья по стремнинам, Забились вихри в пасти скал, И рвутся в бешенстве к равнинам, Взнося стволы за перевал. Седые медленные тучи Плывут все ниже, все темней И разрывают грудь о кручи, Сливаясь с хаосом камней… Вперед! Быстрее и быстрее Водоворот свистящей мглы,— И вот, вытягивая шеи, Взлетают вихри, как орлы. Все исступленней, выше, шире Вихрят вдоль туч края их риз, И вдруг, как пьяные вампиры, Рванулись жадной сворой вниз. Трепещет дол… Ревут верблюды, Шумят полотнища шатров. Ослы и козы сбились в груды, Диск солнца мутен и багров. Где кров? Где близкие? Где дети? Шипя, встает песок горбом — Даль, словно дым тысячелетий… И хлынул дождь густым столбом. 9.
Кружась, плывут стволы дубов, Прильнув к коре, трепещут львицы,— И, не страшась их злых зубов, Прижались к ним отроковицы. Но грозный ливень льет и льет, И, слившись с ветром в темном вое, Смывает прочь людей и скот, Зверей и птиц, — все, все живое. Смывает с горных круч стада И пастухов в ущельях душит. Все шире зыбкая вода, Все уже пятна верной суши… Напрасно матери детей Над головами подымают: Проклятый ливень все лютей, И волны жалости не знают. Тогда впервые сотни рук Простерлись ввысь к стенам ковчега, И дрогнул склон, как мощный лук, Под дикой бурею набега. Скорей! Ковчег велик, как кит. Скорее! Волны лижут пятки… И вот всползли… Ковчег закрыт. Кричат и рвутся в беспорядке. «Ной! Ной!» — Но вздрогнула корма, Бока вздымаются, как груди. Потоп покрыл чело холма. Ковчег плывет… и гибнут люди. ЧАСТЬ ВТОРАЯ
1.
Зыбь и мгла… Гудящий ливень все ровнее и ровней Льет с задернутого неба пять глухих ночей и дней. Солнце ль там сквозит за тучей или месяц неживой? Смерч, клубясь, встает за смерчем, словно факел дождевой. Но в ковчеге жизнь цветет. Ходят люди, дышит скот, Жаром пышущий очаг Жрет узлы сухих коряг. Ной с седой женой Фамарь, Как и там, на суше, встарь, Молча смотрят на огонь. Ветер ржет, как дикий конь. Мерно в кровлю бьет вода, И прошедшие года, Словно злой чужой рассказ, Омрачают кротость глаз. Змеи лжи не знали сна… Пусть же эти семена, Что спаслись здесь, в корабле, Мир вернут родной земле. В теплой, гулкой полутьме Столько дум встает в уме… Дремлет старая жена. Дети смолкли. Тишина… Тень качнулась по столбам — Ной очнулся: «Кто здесь?» — «Хам». Глубоко вздыхает Ной. Дождь рокочет за стеной. Все дремотнее качаясь, чуть скрипит крутой ковчег. Ропщут волны, расступаясь, и смиряют свой разбег. Изумленные дельфины мчатся стаей за кормой. Расползаются туманы. Неуклонен путь прямой… 2.
Сверху вниз с протяжным плеском льется шумная вода. Час как год — из тесной клетки не уйти им никуда. Мрачен Хам: «Эй, ливень, будет! Все подохли, что ж ты льешь?» Но в ответ лишь плеск докучный и стены тупая дрожь. Скучно Хаму. В глубине Звери воют в полусне. В середине глупый скот Раскачался и ревет. И вокруг не веселей: Сим в сосуды льет елей, Иафет грызет тростник. Жены плачут, а старик Лег на шкурах под кормой И лежит, объятый тьмой. «Сим, а Сим?» — Не слышит Сим. Хам склоняется над ним И, взметнув ногой, как спрут, Разбивает в прах сосуд. Сим вскочил. Хам молча ждет, Шею вытянув вперед. С любопытством Иафет Шею вытянул — но нет, Робкий Сим берет елей И отходит поскорей. Скучно Хаму… Сделал шаг… Стал. Глаза привлек очаг. Взял углей, раздул — и вдруг Бросил вниз сквозь темный люк. О, как буйно там взметнулись боль, и гнев, и темный страх! Хам от смеха еле-еле удержался на ногах. Наклонился, долго слушал злой безумный рев зверей… А сквозь рев шумели струи, словно ропот ста морей. 3.
Не навеки ль скрылось солнце? В стенах душно и темно. Под светильником дрожащим в глубине чернеет дно. Дождь гремит. Покорно дремлет истомившаяся тварь. Ли на шкуре кротко нижет тускло-меркнущий янтарь. Голос Симовой жены Вполз змеей из глубины: «Как раба, весь день с утра И сегодня, и вчера Я одна кормила скот… Разве нынче мой черед? Разве Ли слабей меня? Видно, легче у огня Третий день овцой лежать Да янтарь на нить низать…» — О Ноама, я больна! За тебя я столько раз Не смыкала сонных глаз…— Эгла, Хамова жена, Рассмеялась: «Ты? Больна? То-то нынче Иафет Словно волк смотрел мне вслед… Бережешь свой стан, змея? Береги… Стройна и я!» — Лжешь ты! Лжешь ты… — Плачет Ли. Шорох старых ног вдали — Перед Эглой мать — Фамарь: «Ной скорбит. Умолкни, тварь!» Кроткий плач и крики злобы заглушили шум волны, Но за тучами, там, в небе, эти крики не слышны… Только ветер рвал их в клочья и вздымал за валом вал, Только дождь в людские слезы плач холодный свой вплетал. 4.
Ночь. Как огненные птицы, реют молнии вдоль туч. Раскачалась грудь ковчега, скрип бессилен и тягуч. Дух смолы навис волною над дыханием зверей… Эгла, буйно разметавшись, чешет золото кудрей. Тьма томит, стена скрипит. «Иафет, ты спишь?» — Молчит. Тихо-тихо подползла… Вон он — дышит, как смола. Словно огненный дурман, Прикоснулся жаркий стан: «Иафет, ты слышишь, да? Как внизу ревет вода! В очаге задули свет… О, мне страшно, Иафет! Иафет, ты спишь?» — Молчит. «Иафет…» — Не спит, не спит! Обнаженное плечо И дрожит, и горячо… Люди спят. Томится мгла. Эгла ближе прилегла… Замирает Иафет, В сердце — мутный алый свет, В голове — хмельная дрожь — Не очнешься, не уйдешь… Жадный взмах призывных рук, Злой, победный, хриплый звук… …Притаившись в стороне, Кто-то плакал в тишине. Гром гремит, как гневный дьявол, заглушая рев зверей. Бурный град стучит о кровлю все быстрее и быстрей. Словно в первый день потопа, струи с неба льют и льют, И ковчег кружит и рвется, как под ветром жалкий прут. 5.
Дождь устал. Жемчужной сеткой капли мелкие летят. В облаках раскрылись окна. Меркнет звезд безмолвный взгляд. Спит ковчег. Склонясь над люком, полон страха пред чужим Чуть качается на кровле одинокий херувим. «Отчего у них разлад? Разве жизнь не светлый клад? Стоны ночью, стоны днем… Крики, плач, мольбы… О чем? Словно синий путь морской, Обтекает мир покой. Светят солнце и луна, И бескрайна вышина…» Отклонился херувим — Легкой тенью перед ним В дождевой седой пыли Из ковчега вышла Ли. Изумленный долгий взгляд… Смотрят оба — и молчат. Ропщет вал из-под кормы. «Ты такая же, как мы…» Но в ответ вздыхает Ли: «Нет, о дух, я дочь земли… Хорошо ли там у вас Над луной в вечерний час?» — Хорошо… Ты хочешь к нам? Вверься, Ли, моим крылам… Полетим сквозь Млечный Путь — Здесь так страшно… стоны, жуть… — Отшатнулась Ли: «О нет! Здесь внизу мой Иафет…» Скрылась Ли. Свежеет ветер. Вал взбегает, как удав. Херувим ширококрылый, мощно крылья распластав, Налетающему ветру подставляет смело грудь И, смеряя тьму очами, правит ровный быстрый путь. 6.
Давит серое ненастье — день как ночь и ночь как день. По стенам ковчега бродит тускло-сумрачная тень. Люди долгими часами тупо смотрят на очаг. Дождь жужжит, томится ветер… Кто толкнет, тот злейший враг. Только Сим все на ногах. То он роется в мехах, То один, с утра весь день Жадно мерит свой ячмень. И в хлеву, и по углам, И вдоль бревен — здесь и там Сим припрятал из шатра Много всякого добра… Прячь от Хама, прячь от всех! Приподнявши козий мех, Сим провел, дрожа, рукой — Где мешок с его мукой? И, давясь от злобных слез, Дико крикнул: «Кто унес? Хам, отдай!» Но из угла Мать подходит: «Я взяла. Я взяла — не смей скрывать!» — Говорит, волнуясь, мать.— «Здесь, в ковчеге, все для всех. Прятать хлеб — великий грех…» Но, увы, не внемлет Сим И, дрожа, с упорством злым Повторяет лишь свое: «Мать, отдай! Мое! Мое!» Хам свистит, хохочет Эгла, плачет старая Фамарь… Ной подходит молча к Симу… Ли укрылась за алтарь. Сим умолк: суров и страшен взгляд печального лица… Воет ветер, бьются волны, небо плачет без конца.