Задержавшись, я осмотрел землю в том месте, где стояла антилопа, и нашел среди листвы множество громад­ных раздувшихся клещей. Они-то и сыпались со шкуры животного. Собирая клещей в бутылку, я обдумал сложивше­еся положение и решил, что разумнее будет поручить выслеживание подраненного животного опытному местному следопыту. Поэтому я поспешил в деревню и разыскал старика Эантдуду, который охотно принял мое поручение.

Наутро он еще до завтрака явился с убитым животным. Это оказался старый самец желтоспинного дукера (Cephalophus silvicultrix), у которого круп был нашпигован дробью, а шерсть кишела клещами.

— Ну, что там у тебя, Фауги?

— Только несколько сильно маленьких сороконожек, хозяин.

— Силы небесные! И это все, что ты принес, проболтав­шись где-то целый день?

— Тц-це... Умм... У меня... Я нашел сильно забавное место, хозяин.

— Какое еще место?

— Там много большой дерево падал на землю. Лежал вот так. — Он скрестил руки. — Очень странно.

— Далеко? — спросил я.

— Нет, прямо там, — он указал на маленькую долинку позади нашего лагеря.

— Ладно, — сказал я. — Мы иди и смотри. Зови всех.

Вскоре целая толпа уже пробиралась по лесу во главе с Фауги, с лица которого не сходило выражение крайнего удивления. Через несколько минут мы пришли на место, действительно чрезвычайно странное. Несколько гигантских стволов лежали, перекрещиваясь под самыми разными угла­ми, и каждое с одного конца несло громадный венец корней, забитых землей. Эти выворотни образовали естественную площадку, сравнительно чистую, но громоздившиеся вокруг сучья закрывали все окружающее сплошной стеной. И вот что удивительно: вокруг площадки лес смыкался так тесно, что кроны закрывали небо, и не верилось, что упавшие деревья вообще могли там стоять — для них решительно не было места. Многие из лежащих на земле стволов были пустые, и в них и под ними виднелись отверстия нор.

Мы пытались заглянуть в норы, тыча туда палками. Почти в каждой из них, представьте себе, обитало что-то живое, потому что до нас доносились то рычание, то целый набор самых разнообразных звуков. Покопавшись, мы выдворили из нор пару «чук-чуков» и хомяковую крысу (Cricetomys), но один колоссальный ствол задал нам работы. Он настолько прогнил за долгое время, что из него можно было выгребать труху с помощью «друга траппера» и длинных ножей. К этой работе мы и приступили с превеликим рвением, сменяя друг друга, потому что в глубине продольного дупла творилось что-то невероятное.

Покопав некоторое время, мы обнаружили, что ход поворачивает вниз и уходит под дерево, в землю. Тогда мы решили откатить дерево в сторону, если удастся. Вырубили шесты из молодых деревьев и подкатили подходящие обруб­ки, чтобы иметь точку опоры. После нескольких неудачных попыток нам удалось перевернуть ствол. Громадные пласты отставшей коры остались на том месте, где он лежал, а по ним ползали во множестве самые диковинные существа блестяще-черного цвета, длиной от 15 до 30 сантиметров.

Это были гигантские, больше иных колбас, тысяченож­ки — безобидные, робкие и беззлобные существа, наполнен­ные в основном воздухом и абсолютно лишенные соображе­ния. Когда одну из них кладешь на стол, она устремляется вперед парадным маршем, работая что есть силы всеми сотнями ножек и поводя усиками в надежде на что-то приятное. Добравшись до края стола, она ничего не замеча­ет, и передняя часть тела вступает в пустоту, перебирая ножками, как на твердой земле. Когда под собственной тяжестью ее туловище изгибается, до этой тупицы наконец доходит, что тут что-то не так, и она замирает, уцепившись за край пропасти. Затем мало-помалу ее ножки — начиная с самой задней пары — дают задний ход, волны движения пробегают по ним вперед, а не назад, как это бывает, когда она мчится вперед на всех парах, и постепенно животное возвращается обратно на стол.

Самое смехотворное в тысяченожке — последняя пара ног. Если пригнуться и смотреть сзади на уровне стола, сосредоточив внимание только на задней паре ног, то видишь, что они идут галопом, как у разыгравшегося жере­бенка, и их кончики вскидываются назад и вверх самым уморительным образом.

Убрав слои сжившей коры, мы открыли множество камер и уходящих в землю ходов, где обнаружили двух совершенно замечательных животных размером примерно с футбольный мяч, покрытых крупными бурыми роговыми чешуйками.

До сих пор прекрасно помню, как впервые, будучи еще подростком, наткнулся на изображение такого существа — панголина, или белобрюхого ящера, — в книге о диких живот­ных, и был глубоко поражен. Из подписи я ничего не понял, потому что текст был рассчитан на людей, знакомых с зоологией. Многие годы ничего не зная о местообитании и образе жизни этих диковинных зверей, я стал даже сомне­ваться в их существовании. Чешуйчатые хвостатые твари обычно кажутся сродни пресмыкающимся, а вытянутое в трубочку рыло, маленькие черные бусинки глаз и когтистые лапы, как на первом виденном мной изображении, только усиливают эту иллюзию. Вдобавок оказалось почти невоз­можно раскопать какие-либо толковые сведения ни о самих панголинах, ни об их привычках.