— Ладно вам, Илья Григорьевич, — смутился Кострома. — Ищите. Мы вам доверяем.

Никто возражать не стал, и Вересов занялся поисками блока питания. Наконец, переложив кучу вещей, он добрался до искомого предмета.

— Ур-р-а-а-а! — завопили присутствующие. — Есть связь!

Потапенко занялся рацией, а Вересов складывал содержимое чужого рюкзака в обратном порядке. Взяв в руки пару теплых носков, он глазам своим не поверил. Из носка что-то вывалилось и блеснуло…

Илья поднял голову. Ребята сгрудились вокруг Потапенко и были увлечены рацией и предстоящим разговором с базой.

Вересов незаметно положил блестящий предмет к себе в карман, собрал рюкзак, завязал его и отставил в сторону.

— Есть связь! — радостно сообщил Толик. — База нас слышит!

Пока он передавал о случившемся, Вересов вышел из палатки, присел на корточки и, загораживая свет полой куртки, включил фонарик. На его ладони лежал блестящий предмет из рюкзака Маркова. Это был золотой самородок размером с перепелиное яйцо…

Зима не хотела уходить из Москвы. По ночам она сковывала город морозом, заметала злыми, непроглядными вьюгами. Однако март медленно и неумолимо вступал в свои права. По утрам светило яркое солнышко, с сосулек под крышами капало, а люди сменили тяжелые меха на более лег — кую одежду.

Ангелина Львовна, в коротком полушубке и сапожках, уже собиралась выйти из квартиры, как зазвонил телефон. «Наверное, Марат», — подумала она и сняла трубку.

— Алло, Геля! Это ты?

Звонила Машенька Ревина, взволнованная и недовольная.

— Я, — подавляя вздох, ответила Закревская.

— Так что, Данила отказался ходить на твои сеансы?

— Отказался.

— Как прикажешь это понимать?

— Маша, — серьезно начала Ангелина Львовна. — Психотерапия — дело добровольное. Я никого не принуждаю. Твой муж вправе сам решать, стоит ему посещать мои сеансы или не стоит.

— Ты же видела, в каком он состоянии! Разве он может что-то решать? Надо было не отпускать его!

— Как ты себе это представляешь? — усмехнулась Закревская. — Держать и не пущать? Или, может быть, нам с Самойленко следовало привязать твоего Данилу к стулу? Так он мужик здоровый, крепкий. Еще неизвестно, кто бы вышел победителем. Разгромили бы мне весь офис…

— Ты шутишь, — заплакала Машенька. — А мне не до веселья. Знаешь, какой он мне вчера скандал закатил? Как с цепи сорвался! Вы, говорит, с Холмогоровым заодно. Тот спит и видит заполучить мой бизнес, а ты, дура, ему помогаешь. Вопил, что я хочу его упечь в психушку.

— Разве это не так?

— Он ненормальный! Ему там самое подходящее место!

— Вот видишь? Стоит ли удивляться, что Ревин возмущается? Уверяю тебя, он вовсе не сумасшедший. Твой Данила просто хочет быть самим собой. Прекрати делать из него идиота. Это кого угодно взбесит!

— Хочет быть самим собо-о-ой? — нараспев повторила Машенька. — Кем же он тогда до сих пор был? А? Ответь мне на этот вопрос. Кем Ревин был до сих пор?

Ангелина Львовна задумалась.

— Не знаю… — наконец сказала она. — Человеческая суть загадочна. Откуда взяться пирамидам и всяким там идолам с острова Пасхи? Если бы наука плясала от человека, она давно бы попутно раскрыла все остальные земные тайны.

Машенька громко шмыгнула носом. Такие слова были ей непонятны.

— Извини, это я так… философствую, — усмехнулась Закревская.

— А-а… И что ты мне посоветуешь?

— Я тебе могу подсказать, как следует себя вести. Но боюсь, ты меня не послушаешь.

— Нет, ты все-таки скажи…

Машенька рассчитывала на совет профессионала. Она цеплялась за подругу, как за последнюю соломинку.

— Оставь Ревина в покое, — заявила та. — Дай ему заниматься тем, чем он хочет. И делать то, что он считает нужным.

— Пусть так и сорит деньгами, да? Он же пустит бизнес по ветру!

— Это его деньги?

— Да-а…

— А бизнес?

— И бизнес его. Что ты хочешь этим сказать? — спохватилась Машенька.

— Только то, что Ревин имеет право распоряжаться своей собственностью.

— Данила болен. Я хочу ему помочь, а ты…

— Он тебя просил о помощи? — перебила Закревская. — Просил?

— Ну… нет. Он не понимает!

— Все он понимает. Это мы с тобой чего-то не понимаем. А Ревин знает, как ему следует поступать. Не надо ему мешать. Во-первых, это бесполезно, а во-вторых… опасно.

— Что ты… Ты меня пугаешь! — пискнула Машенька, снова заливаясь слезами. — Видишь, ты сама говоришь, что он опасен…

— Ничего такого я не говорю. Как профессионал, я тебе со всей ответственностью заявляю, что Данила — нормальный человек. Он немного странен… и только. Я бы назвала это индивидуальными особенностями личности. Люди не могут быть двойниками. Мы все разные. Понимаешь? Нет такого инкубатора, который производил бы души-близнецы…

Машенька бросила трубку. Она не могла смириться с тем, что ее последняя надежда тает, как мартовский снег.