Собрание сочинений в одном томе
вернуться

Высоцкий Владимир Семенович
Шрифт:

«Вот я выпиваю…»

Вот я выпиваю, потом засыпаю, Потом просыпаюсь попить натощак, — И вот замечаю: не хочется чаю, А в крайнем случ'aе — желаю коньяк. Всегда по субботам мне в баню охота, Но нет — я иду соображать на троих… Тут врали ребяты, что — есть телепаты, И даже читали в газете про их. А я их рассказу поверил не сразу, — Сперва я женился — и вспомнил, ей-ей: Чтоб как у людей я желаю жить с нею, — Ан нет — все выходит не как у людей! У них есть агенты и порпациенты — Агенты не знаю державы какой, — У них инструменты — магнитные ленты, И нас они делают левой ногой. Обидно, однако, — вчера была драка: Подрались — обнялись, — гляжу, пронесло. А 'aгент внушает: «Добей — разрешаю!» Добил… Вот уже восемь суток прошло. Мне эта забава совсем не по нраву: Пусть гнусности мне перестанут внушать! Кончайте калечить людям кажный вечер И дайте возможность самим поступать! <Между 1966 и 1971>

«Сколько великих выбыло!..»

Сколько великих выбыло! Их выбивали нож и отрава… Что же, на право выбора Каждый имеет право. <1971>

«В восторге я! Душа поет!..»

В восторге я! Душа поет! Противоборцы перемерли, И подсознанье выдает Общеприемлемые перлы. А наша первая пластинка — Неужто ли заезжена? Ну что мы делаем, Маринка! Ведь жизнь — одна, одна, одна! Мне тридцать три — висят на шее. Пластинка Дэвиса снята. Хочу в тебе, в бою, в траншее — Погибнуть в возрасте Христа. А ты — одна ты виновата В рожденье собственных детей! Люблю тебя любовью брата, А может быть — еще сильней! <1971>

«Отпишите мне в Сибирь, я в Сибири!..»

Отпишите мне в Сибирь, я в Сибири! Лоб стеною прошиби в этом мире! Отпишите мне письмо до зарплаты, Чтоб прочесть его я смог до питья-то. У меня теперь режим номер первый — Хоть убей, хоть завяжи! — очень скверный. У меня теперь дела ох в упадке, То ли пепел, то ль зола, всё в порядке. Не ходите вы ко мне, это мало, Мне достаточно вполне персонала. Напишите мне письмо поправдивей, Чтоб я снова стал с умом, нерадивый. Мне дают с утра яйцо, даже всмятку, Не поят меня винцом за десятку, Есть дают одно дерьмо — для диеты… Напишите ж мне письмо не про это. <1971>

«Ядовит и зол, ну словно кобра, я…»

Ядовит и зол, ну словно кобра, я — У меня больничнейший режим. Сделай-ка такое дело доброе — Нервы мне мои перевяжи. У меня ужасная компания — Кресло, телефон и туалет… Это же такое испытание, Мука и… другого слова нет. Загнан я, как кабаны, как гончей лось, И терплю, и мучаюсь во сне. У меня похмелие не кончилось — У меня похмелие вдвойне. У меня похмелье от сознания, Будто я так много пропустил… Это же моральное страдание! Вынести его не хватит сил. Так что ты уж сделай дело доброе, Так что ты уж сделай что-нибудь. А не то — воткну себе под ребра я Нож. И всё, и будет кончен путь! <1971>

«Я б тоже согласился на полет…»

«Я б тоже согласился на полет, Чтоб приобресть благ'a по возвращенье! — Так кто-то говорил. — Да, им везет!..» Так что ж он скажет о таком везенье? Корабль «Союз» и станция «Салют», И Смерть — в конце, и Реквием — в итоге… «СССР» — да, так передают Четыре буквы — смысл их дороги. И если Он живет на небеси, И кто-то вдруг поднял у входа полог Его шатра. Быть может, он взбесил Всевышнего. Кто б ни был — космонавт или астролог… Для скорби в этом мире нет границ, Ах, если б им не быть для ликованья! И безгранична скорбь всех стран и лиц, И это — дань всемирного признанья… <1971>

«Жизнь оборвет мою водитель-ротозей…»

Жизнь оборвет мою водитель-ротозей. Мой труп из морга не востребует никто. Возьмут мой череп в краеведческий музей, Скелет пойдет на домино или в лото. Ну всё, решил — попью чайку да и помру: Невмоготу свою никчемность превозмочь. Нет, лучше пусть все это будет поутру, А то — лежи, пока не хватятся, всю ночь. В музее будут объегоривать народ, Хотя народу это, в общем, все равно. Мне глаз указкою проткнет экскурсовод И скажет: «Вот недостающее звено». Иль в виде фишек принесут меня на сквер, Перетряхнут, перевернут наоборот, И, сделав «рыбу», может быть, пенсионер Меня впервые добрым словом помянет. Я шел по жизни, как обычный пешеход, Я, чтоб успеть, всегда вставал в такую рань… Кто говорит, что уважал меня, — тот врет. Одна… себя не уважающая пьянь. <1971>

«В голове моей тучи безумных идей…»

В голове моей тучи безумных идей — Нет на свете преград для талантов! Я под брюхом привыкших теснить лошадей Миновал верховых лейтенантов. …Разъярялась толпа, напрягалась толпа, Нарывалась толпа на заслоны — И тогда становилась толпа на попа, Извергая проклятья и стоны. Дома я раздражителен, резок и груб, — Домочадцы б мои поразились, Увидав, как я плакал, взобравшись на круп, — Контролеры — и те прослезились. Столько было в тот миг в моем взгляде на мир Безотчетной отчаянной прыти, Что, гарцуя на сером коне, командир Удивленно сказал: «Пропустите!» Он, растрогавшись, поднял коня на дыбы — Аж нога ускользнула из стремя. Я пожал ему ногу, как руку судьбы, — Ах, живем мы в прекрасное время! Серый конь мне прощально хвостом помахал, Я пошел — предо мной расступились; Ну а мой командир — на концерт поскакал Музыканта с фамилией Гилельс. Я свободное место легко разыскал После вялой незлой перебранки, — Всё не сгонят — не то что, когда посещал Пресловутый Театр на Таганке. Тесно здесь, но тепло — вряд ли я простужусь, Здесь единство рядов — в полной мере! Вот уже я за термосом чьим-то тянусь — В нем напиток «кровавая Мэри». Вот сплоченность-то где, вот уж где коллектив, Вот отдача где и напряженье! Все болеют за нас — никого супротив, — Монолит — без симптомов броженья! Меня можно спокойно от дел отстранить — Робок я перед сильными, каюсь, — Но нельзя меня силою остановить, Если я на футбол прорываюсь! 1971

«Может быть, моряком по призванию…»

Может быть, моряком по призванию Был поэт Руставели Шота… По швартовому расписанию Занимает команда места. Кто-то подал строителям мудрый совет — Создавать поэтический флот. И теперь Руставели — не просто поэт, «Руставели» — большой теплоход. А поэта бы уболтало бы, И в три балла бы он померк, А теперь гляди с верхней палубы Черный корпус его, белый верх. Непохожих поэтов сравнить нелегко, В разный срок отдавали концы Руставели с Шевченко и Пушкин с Франко… А на море они — близнецы. О далеких странах мечтали и Вот не дожили — очень жаль!.. И «Шевченко» теперь — близ Италии, А «Франко» идет в Монреаль. <1971>