А письмо гласило: "Я создал подобие живого из металла и изумрудной пыли. На твоей ладони сидит маленькая машина, потому эта бронзовка и не слушается тебя… Я не зря учился эти десять лет, Джана. Сегодня вечером я заберу тебя домой… Твой брат Орстер…"

Вечером Джана услышала жужжание за окном, будто тысяча бронзовок поднялась в воздух — и вдруг через подоконник перемахнул Орстер. Он повзрослел, возмужал и очень изменился, но Джана узнала его и бросилась обнимать брата.

— Пойдем домой, малыш, — сказал Орстер, увлекая ее за руку к окну, где за занавесками что-то жужжало.

— Но ведь здесь очень высоко! — испугалась Джана.

Тогда Орстер молча откинул занавеску — и Джана увидела, что за окном висит в воздухе гигантская бронзовка с большим креслом на спине, из подлокотника которого торчат рычаги.

— Это машина. Такая же, какую я тебе прислал, — объяснил брат. — Мы полетим домой.

…Они улетели. Действительно улетели туда, где стоял маленький замок, окруженный деревнями, а в замке Джану ждали родители, братья и старшая сестра Твин… Орстер не обманул их надежд. Он купил им счастливую жизнь, о которой они могли только мечтать. И вернул Джану…

Семья воссоединилась, устроили праздник, с фейерверками, с танцами… В самый разгар веселья Орстер незаметно ушел на балкон; тихий, увитый плющом балкон.

Там вытряхнул что-то на ладонь из бумажного свертка. Это был изумрудный жучок, которого от живого не отличить. Он сидел неподвижно и ждал приказа.

— Если я его отпущу, он съест какую-нибудь розу в саду, — сказал Орстер. — Может быть, даже в королевском саду. Может, даже самую красивую розу, — тут изобретатель злорадно усмехнулся и отпустил жука.

Бронзовка, жужжа, полетела к городу, а за ней из лаборатории Орстера поднялась в небо целая стая…

— И больше никто не назовет Город Колонн Городом Роз! — закончил Орстер и шагнул из темноты и тиши балкона в праздник и свет…

(7 сентября 2003 г)

У нее в голове был драмтеатр, который мучил ее, накликая беду. И каждый раз невидимый сценарист, что был хуже палача, придумывал что-нибудь новое. Он знал, за что зацепить, и всегда тревожил одну и ту же рану — ведь брешь в броне ее души была всего одна — любовь; любимый человек и мечта и счастье.

Но на сцене драмтеатра плясали чудовища, там повествовали о предательстве, о несправедливости, об обиде, о том, что ждет ее впереди только боль, боль, боль!..

И, бывало, она закрывала лицо руками и плакала — и никто не мог понять, почему.

А уж коли завелся такой драмтеатр, никуда от него не денешься — как можно не замечать то, что происходит в твоей голове? Тут уже не закроешь глаза и уши, не убежишь, не закричишь.

Только и можешь что цепенеть от ужаса и отчаянья, чувствуя, что Озеро Кипятка за сердцем переливается через край…

…Гнилые мостки. Чадащие факелы по стенам. Мразь какая…

Девушка идет в самое логово, чтобы положить всему конец, чтобы расстрелять своего палача…

…Как он выглядит? Мерзкий старикашка в очках-биноклях? какая-нибудь интеллектуальная старая карга? до тошноты милый и совершенный красавчик?.. Какой он, этот сценарист?..

Вот она пинком распахивает дверь и наставляет заряженный арбалет на темную фигурку, склонившуюся над письменным столом.

— Повернись!!!

И, выпрямляясь во весь рост, из-за стола встает и оборачивается… ее близнец…

Впрочем, нет… сходства между двумя девушками не больше, чем между живым человеком и его зеркальным отображением…

…И все проясняется. Все встает на свои места — и девушка опускает арбалет…

…В реальности она открывает глаза. Все кончено. Драмтеатра не будет больше…

И нет никаких демонов и злодеев, что пишут сценарии ужасных драм. И винить некого, кроме себя самой…

Но нужно было спуститься в грязные подземелья души, чтобы это понять.

Теперь все будет иначе…

(8 сентября 2003 г)

…На кухне нежно пахло бананами. В другой день я сдурел бы от этого запаха и не думал бы ни о чем больше, кроме как объесться ими до отвала. А сегодня я сидел перед целой горой вкусностей и молчал.