18th June 3:46pm: Ещё немного о географии

После одной из операций, расскажу как-нибудь потом, я, к сожалению, плохо различаю цвета… Вот, недавно перепутала Красные Бригады с Зелёными… Да, это были Зелёные Бригады… они воспитали меня. Столько забавных историй вспоминается, когда листаешь альбом… Помню, Команданте учил нас географии… Вместо «Я» он строго-настрого приказал всем курсантам говорить «ЗДЕСЬ», вместо «ТЫ» — «ВОТ», вместо «ОН, ОНА, ОНИ» — «ТАМ». А за каждое употребление слова «Я» полагался один надрез на коже уже немолодого, добродушного еврея Лучано. Мы, подшучивая, звали его Джизус… Он был талисманом взвода и всеобщим любимцем… Интересно, где он теперь…

5th July 11:12am: Женское

…

Пойду, проверю, как там топоры…

Это стихотворение я написала после того, как АЧ рассказал мне о достоинствах скромной женской поэзии. Мне понравилось. АЧ я действительно зажарила сотни котлет. Топоры были атрибутами ЕП как великого терминатора. АЧ и ЕП не писали ничего в ЖЖ, хотя дневники у них были — и вдруг ЕП начал тоже вести журнал. Конечно его первая запись была о Высшем существе. Это даже я понимала.

Jul. 15th De Deo Socratis

но она похожа на огневую церковь. Ангелы ее это визги и вои, а ее щедрости это могильные ямы очей. Ее уста тверды, а красота в лице ее как ангионевротический отек. У нее зеркала с десятью тысячами пожирающих трупы. Церемонии ее подобны жарким объятиям, а ее защита что крыша с щелями. Сочащаяся нефть как будто керосин из светильника ее. Она человечна как оскал животного и последовательна как мысль облаков. От капель дождя на клюве ее ее имя как кипящая ледяная ртуть, поэтому ревностные боги любят ее.

Затем появилась чрезвычайная информация о нем самом. Это было нечто новое:

Jul. 16th 10:53 am Злая Мудрость

Я ничего не делаю бескорыстно. Если в течение нескольких минут случается так, что Бог непрерывно не признается мне в любви, то я ничего не делаю для Него — ни плохого, ни хорошего. Если Он напоминает о том, что любит, и намекает на то, что я сегодня ничего для Него не сделал, то в таком случае я тоже ничего не делаю для Него, в силу моего плохого человеческого характера. Почему это так? Это так, потому, что человеческий характер для меня я выбираю лишь единожды и делаю это в каждый, как это принято называть, момент времени.

На следующий день ЕП написал опять:

Jul. 17th 08:23 am Тайна Башни

Ночью сделал любопытное открытие. Зайдя в северный флигель и забравшись по винтовой лестнице в башню, нашел пакет с человеческой рукой, совершенно разложившейся до кости. Я знаю, что она осталась после одного из жертвоприношений, но не помню, чтобы давал инструкции касательно ее размещения в башне.

Я не знала, почему ЕП написал это, это была одна из загадок его иносказаний. Но, несомненно, думала я, это некий комментарий всей ситуации в целом. Видимо, обнаружилось нечто давно потерянное, хранившееся в забвении, некое чувство, какой-то человеческий фактор, что для ЕП символизировало разложение и гниение. Зная его любовь к темной символике, под разложением вполне можно было подразумевать нечто симпатичное. Возможно такую «гниль» он уже замечал в себе (во всяком случае я в себе ее замечала, а тогда для меня это было то же самое), и в свое время решительно отсек это проявление слишком человеческого, как отсекают руку. И вот теперь она снова обнаружилась, и он просто отмечает этот факт, сообщает нам всем. Меня одолевали темные, страшные ощущения провала, уничтожения — и невыносимого света. Меня разрывало между желанием этого человеческого и жестоким неодобрением, которое, как я знала, у ЮФ вылилось в отвратительно мучительную для АЧ пытку презрением. Мне приснился необычайно яркий сон с «архетипическими переживаниями». И я, следуя правилу, как мне казалось, введенному ЕП, на абсолютную прозрачность внутренних побуждений, выражаемых символическим языком, записала этот сон в дневник.

17th July 4:19pm: Алёша

Приснилось как рожаю ребёнка — от какого-то то ли чечена, а то ли грузина. Нехорошо так рожаю, долго. И то ли ещё под героином, то ли под каким другим наркотиком. Так что уже всё равно. В зале большом, с центрифугой и электросном, медицинской в общем техникой. Вот прошло несколько дней, просыпаюсь — никого нет. Ковыляю из палаты, думаю вяло, что стало с ребёнком. Может, умер? Тогда должен быть в холодильнике. Смотрю в холодильнике: действительно, лежит завёрнутый в целлофан ребёнок, но крупный, двух- а то и трёхмесячный. Появляется нянечка — старая пизда, страшная, в белой косынке. Во всех больницах нянечки одинаковые. Что ты, говорит, милая, тута ходишь? Или ребёночка ищешь? А мы, говорит, таких как ты, всегда — в отдельную палату, чтобы без расстройства. А ребёночка — в приют, в приюте он. А ты говорит не грусти, хочешь отведу тебя в место одно, там все-все мы, женщины, сходимся, хочешь такое покажу? Я говорю — хочу. Мы идём коридорами, безнадёжно убогими больничными, с краской, далеко. Приходим вроде как в кабинет врача. На стене висит картина — вернее белый холст висит. Нянечка говорит: ну, смотри. Вижу там разные картинки появляются, в рамке, — одна проявится — другая проступит. И среди всех картинок проявляется одна, которую непонятно почему узнаю — там изображено почти что обычное человеческое лицо, разве чуть-чуть пропорции не те — вытянутое слишком, нарисовано как гравюры на картах. Никогда не видела раньше, только точно знаю, кто это: Сатана. И старуха, посмеиваясь, спрашивает: ну, кто это, скажи? Я говорю: это СВЕТ! Старуха говорит — ну и пошли уже… Иду по коридорам и думаю — куда же я ребёнка-то возьму — надо бутылочки, корм детский, у меня денег нет. И молока у меня нет. Потом думаю — ведь отмажет обязательно — как дети всегда отмазывают: нет мамы, потому что болеет очень, или украли её и держат в плену, или что-нибудь ещё. И начинаю сильно плакать. Говорю старухе: я заберу ребёнка, отдайте. Как вы её назвали? А она смеётся: какой её, что ты, мальчика ты родила, здоровый пацан… а назвали Алёшей.

Алешей звали сына ЮФ и МВ, мне всегда нравилось это имя, и я давно решила, что если у меня будет второй ребенок, мальчик, я так его и назову.

Сон был мучительный, и я ждала от ЕП какого-то утешения, облегчения, которое он мог мне принести своими словами, тем как он отнесется к этой истории про ребенка, символизирующего по-видимому некую сомнительную ценность, нечто недавно завязавшееся, может дурацкую и упорную надежду, что он меня любит, вот прямо именно меня. Он откликнулся назавтра: