Шрифт:
Царь (небрежно играя скипетром, как бы между прочим):
Пущай предстанет он пред наши очи,Сей неизвестный, но приятный нам…НЕИЗВЕСТНЫЙ (салютуя царю шпагой, подметая перьями шляпы землю):
Зная «право», знав «лево»,Их марширт под барабан!Я из города ГеневаМушкетерский капитан.На полях ЕвропыКанонадный жар,Кони мчат галопом,Гутен таг, майн цар!Капитан Бомбардус КроллиОчень шибко знаменит,Съем противника без соли,Если хочет московит.На полях ЕвропыКанонадный жар,Кони мчат галопом,Гутен таг, майн цар!ЦАРЬ (он очень доволен):
Пускай баталий тут же разыграютСей капитан и энтот… Шпиц-Бернар!Бомбардус Кролли и посрамленный полярный граф тут же вскинули клинки и побежали выравнивать свои отряды. Шпиц выравнивал плетью да зуботычинами, а Кролли взмахами кружевного платочка.
И вот наконец построились фронт к фронту. Полк Шпиц-Бернара поднял уже ружья для страшного залпа, а геневец все стоял с табакерочкой, все понюхивал да почихивал изячно.
Вдруг он размахнулся и бросил табакерку к бернаровским рядам. Тут же из красивой вещицы повалил густой пар и оба войска скрылись в белом тумане.
Когда туман рассеялся, с помоста увидели, что шпиц-бернарцы ползают по земле или валяются в мерзейших позах, а отряд Бомбардуса стройными рядами надвигается на них с тыла.
Бояре (в восторге и возбуждении):
– Чудно разыгран баталий! С эдаким капитаном завтра персидскому шаху надо войну объявлять!
Заметив восхищение бояр и веселый гогот царя, посрамленный, в рваном платье Шпиц-Бернар бросается со шпагой на Бомбардуса Кролли. Начинается поединок. ШПИЦ-БЕРНАР (раскаляясь и шипя):
Господа мои, поверьте —Это шмуциг шарлатан!Нанижу его на вертел,Будет жареный кабан!БОМБАРДУС КРОЛЛИ (усмехаясь):
Сколько злости, сколько пыла!Шнель цум тойфель, камарад!Заварю тебя на мыло,Будет баня для зольдат!Граф нападал яростно, и капитану пришлось туго. Он с трудом отбивал удары, несколько раз падал в грязь и порвал камзол.
Графу уже казалось, что он близок к победе, как вдруг солнечный зайчик, пущенный с макушки высокой липы отвратительным карлой, ослепил его. Он зашатался и в следующий миг увидел вместо лица противника страшную кошачью рожу. Кот зашипел, и тут же вдвое удлинившаяся шпага прижала незадачливого Шпиц-Бернара к стволу липы. Граф упал, и на него сразу же опустились гнусно вопящий по-французски попугай, каркающий по-немецки ворон и ухающий по-турски сыч в очках. Граф потерял сознание.
…Бомбардус Кролли подволок графа к помосту, положил свою и графскую шпаги к царевым ногам и встал на колени.
– Верой и правдой буду служить тебе, московский государь, до скончания века!
– Талерами будешь брать, капитан? – спросил царь.
– Нет, государь!
– Гульденами?
– Нет, государь!
– Рублями?
– Нет, государь!
– Чего ж ты хочешь? – насупил брови царь.
– Милости твоей хочу! – возопил капитан, сорвал с себя шляпу с перьями да вороные кудри. – Я Фрол Скобеев!
С этими словами он распростерся на земле перед троном, а войско его тоже сорвало шляпы и парики, и все увидели вместо грозных швейцарских ландскнехтов славных русопятых пареньков.
Один из пареньков махнул рукой, и отряд тут же ухнул песню:
Захотели супостатыСладких русских калачей,А московские робятыПоднесли им кирпичей!Гоп-хлоп-кирпичей!Да каких погорячей!Неслыханное смущение воцарилось на царевом помосте, и лишь князь Нардин-Нащокин отвалил копыта в полуобмороке, да ехидно хихикал в козлиную бородку князь Кукинмикин.
– Встань, вор! – негромко произнес царь, и Фрол поднялся с земли.
Он стоял, опустив голову, готовый ко всему и, прежде всего, конечно, к страшной каре.
– Подойди ближе, плут! – сказал царь, и кто его знает, что крылось в перекатах его голоса.
Фрол приблизился. Глаза всех бояр и солдат, и Томилы, и очухавшегося Нардина, и Кукинмикина, и Шпиц-Бернара были обращены на него.
– Подыми свой палаш, полковник, – с улыбкой сказал царь, – и руку целуй!
Фрол поднял голову, и все поразились его спокойным и вроде бы даже смешливым глазам, словно он и не ждал ничего другого от своей судьбы. Он нагнулся за шпагой и стал подыматься по ступеням, ближе и ближе к царю, и лихая мелодия накатила вдруг, как волна.
Или буду я полковникВ шитых золотом портках,Или буду я покойникПод забором в лопухах.Гудит-шумит свадебный пир в доме стольника Нардина-Нащокина. Всех высоких действующих лиц мы видим за пиршественным столом, а также видим великанов-кабанов с сельдереем в лукавых пастях, преогромнейших осетров и солиднейших индеек. Во главе стола жених с невестою, а на дальнем его конце рвет зубами нежное мясо оголодавший на цепи Вавилон.
Веселы гости, веселы и новобрачные, но нет-нет да промелькнет черная мысль по их лицам.