– Что ты кручинишься, мой любезный? – шепотом спрашивает Фрола Аннушка.

– Да ведь ты и сама, милая, помнишь про дьявольскую грамоту, – отвечает он.

Аннушка вздрогнула и потупилась.

Злокозненный Онтий пролез под столом к Фролу, утвердил свою голову ему меж колен и зашептал ядовито:

– Батюшка наш Царь Царей приказал – сей же час оторви фальшивую бороду у Нардинки.

– А ежели борода-то у князя истинная? – спрашивает Фрол.

– С корней вырви! Позорь мухолова! – шипит Онтий. – Али забыл присягу? Смотри, князь Сатана с тебя спросит.

– А он сам-то здеся, господин Дьяволище? – Фрол мрачно обвел глазами залу.

– Здесь его нет, но он все из-под земли видит.

Онтий уполз, а гости вдруг хором закричали «горькую», и Фрол встал с красавицей-женой да с чарками.

– Сыне мой! Славный полковник, рыцарь государев! – завопил захмелевший от легкого меду Нардин Нащокин. – Подь сюды, я тебя облобызаю.

Фрол приблизился к батюшке, принял его мокрые поцелуи и… протянул руку к его величественной бороде.

Рука его замерла в нерешительности, очень не хотелось ему позорить Аннушкиного отца и служить князю Тьмы. Он посмотрел вдоль стола и увидел в глубине Онтия, который из толпы слуг стучал на него зубами, пугал, изображая черта. Некоторое время Фрол смотрел на него, потом дерзко подмигнул и стал нежно гладить бороду батюшки.

…И все оглаживает, все оглаживает…

Вновь хоровод слуг пошел вокруг стола с чарами да со сластями. Онтий с подносом приблизился к Фролу и прошипел зловеще:

– Забыл про грамоту, продажная душа? На костер хочешь?

Осенняя ночь тянулась гибельная и бесконечная, а Фрол Скобеев все стоял у окна опочивальни. Напрасно молодая супружница звала его с жаркого ложа – Фролушка, подь сюда, – он все буравил мрачными глазами непроглядную темень.

– Ну вот, дошел я почти до первой ступени, а это гадье все в болото тянет, – еле слышно проговорил он.

Вдруг с жутким хлопком разорвалась цветная слюда на окне, и в стенку за спиной Фрола врезался боевой топор.

Фрол упал на колени, а Аннушка села на постели и, надо сказать, даже не вскрикнула, напротив – в лице ее обозначилась гневная сила.

Влетели в опочивальню попугай, ворон и сыч и явственно по-русски крикнули хором:

– Спасайся, Фрол!

Улетели птички, а Фрол, вместо того чтобы спасаться, с угарными глазами, с бессмысленной улыбочкой снял со стены саблю и взялся на ней играть да приплясывать.

Аннушка встала с кровати, как была в тонкой рубашке, и протянула к мужу белы рученьки, словно древняя жена со стены.

Но Фрол вроде бы и не слышит ее голоса, продолжает приплясывать да на сабельке поигрывать, что-то бубня.

Тогда Аннушка решительно подходит к кованому сундуку, выбрасывает из него кучи всякого добра и достает со дна… старые Фроловы крылья, на коих некогда он появился перед ней.

– Крылья! – кричит Фрол и вмиг выныривает из омута бездумья.

Быстро с помощью жены он прилаживает за спиной сей дивный снаряд, затягивает ремни и прыгает на подоконник.

– Я черт на крыльях! – кричит он весело и грозно. – За любовь нашу, Анна, с самим Вельзевулом саблями схлестнусь! Пусть в адский огонь попаду, а грамоту добуду!

Аннушка открывает окно и вглядывается в ночь.

– Лети, Фрол! – говорит она неожиданно суровым, волевым голосом. – Видишь – бес-искуситель через площадь поскакал? Лети за ним и саблю держи крепко!

Фрол прыгает в темноту и улетает, поблескивая саблей.

Аннушка крестит вслед новоявленного «черта».

Боярин Кукинмикин благодушествовал в обнаженном виде на персидских коврах. Преданный Онтий чесал ему спину особой чесалкой да еще подрабатывал собственными коготками.

– Ох-хо-хо-нюшки, Онтий, ягодица моя клубничная, – постанывал боярин. – Значит, сам, говоришь, видел…

– Сам, сам, батюшка князь… Слетел Фролка с колесиков. На сабельке, как на трехструнной, поигрывает…

Поблизости ползал по ковру и канючил чародей Калиостро:

– Отпусти меня, князь, с бочонком. Я к нему привык, ма пароль!

– Огурчики нам, граф, самим в надобность. Катись отседа! – говорит Кукинмикин.

– Я тебе, князь, артишоков пришлю, спаржи, – стонет Калиостро в тягучей тоске.