– А вот за этту сажу сейчас поперек спины-то протяну! – рявкает боярин.

Вдруг! Дзынь! Бзынь! Трах! Вдребезги разлетается окно, и в палату влетает на перепончатых крыльях Фрол Скобеев с грозной саблей в руке.

– Эй чучеру ру хиопластр черчелянто жужи мазу! – кричит он и свистит в кулак. – Выходи на бой, сатанинская сила! Демон сибирский прилетел из барабинской степи с хвалынского моря!

– Черт! Черт! – в ужасе закричали Кукинмикин и Онтий, уползая по ковру неведомо куда. – Сгинь, нечистая мощь!

Фрол лупил их саблей плашмя по голым спинам, разбрасывая демоническую фурнитуру, а Калиостро катался по ковру, визжа от восторга и показывая Фролу крючковатым пальцем на кованый сундук.

Фрол вскрыл сундук, извлек из него кабальную грамоту и порвал ее крест-накрест. После этого посадил карлу в кадушку с огурцами, заколотил кадушку длинным гвоздем и пустил ее ногой в распахнутые двери.

– Катись, граф, в свою Европу!

…

В предрассветной тишине стучала по деревянной мостовой солидная кадушка, а над ней летели, болтая на своих языках, попугай, ворон и сыч.

…Еще выше навстречу слабой осенней заре улетала страшная крупная птица с тонким поблескивающим хвостом. Вслед за ней волной накатывалась музыка.

Медлительно, со смаком тянут чай с расписного блюдца толстые, налитые кровью губы. Не сразу и узнаешь в солидном благополучном чаевнике шута Вавилона, некогда потешавшего базарный люд и голь кабацкую. Пьет Вавилон чай, жмурится, причмокивает, черпает серебряной ложкой мед из фаянсового горшка.

Мед стекает, искрясь, с ложки, Вавилон лениво подставляет язык, да так и засыпает с ложкой на весу и с блюдцем.

А кто же это сидит к нам спиной, плотной матерой спиной? Чьи же это густые с проседью волосы свисают на шелковый ворот? Чья же это пушистая, хоть малость и слипшаяся от меда борода лежит на плечах? Кто же это так сладко да сытно сопит и посвистывает? Да неужто это наш герой, неугомонный «летучий человек» Фрол Скобеев?

Хлопнули двери, вошел юноша военной осанки, осторожно позвал:

– Фрол Иваныч! Батюшка, Фрол Иваныч, от государя прискакали.

Спина чуть-чуть вздрагивает, а Вавилон просыпается в некоторой судороге, блюдце падает, а ложка с медом попадает не в рот, а в глаз.

Фрол захохотал, затрясся, даже слезы вытер, будто ничего смешнее в жизни не видывал.

– Фрол Иваныч, ждут тебя на совет в Олександровой слободе, – сказал юноша.

– Давай шубу, шапку, палку давай, – мрачновато сказал Фрол, подымаясь.

Вавилон закудахтал, вывалил из-за пазухи десятка полтора яиц, тяжело с одышкой запрыгал по ковру, разбивая яйца носом.

– Дурак ты, Вавилон, и шутки у тебя дурацкие, – досадливо произнес Фрол, влезая в пудовую шубу, украшая голову высоченной шапкой-трубой, беря в руки клюку с каменьями самоцветными.

В этом государственном виде, почти неузнаваемый Фрол прошелся по палате, крутанул глобус, в сумлении покачал головой, углубился пятерней в дебри своей бороды, не менее значительной, чем у тестя.

Затем боярин двинулся по палатам своего роскошного дома, по лестницам и переходам, и везде перед ним склонялась в земном поклоне бесчисленная дворня.

Возле одного окошка Фрол остановился и заглянул во внутренний дворик.

Там хлопотала, распоряжалась с девушками раздобревшая, как сливочный пирог, Аннушка. Девушки выносили груды какой-то рухляди и бросали ее в костер посреди двора.

Фрол увидел, как одна из служанок показала хозяйке его пожелтевшие потрескавшиеся крылья и как Аннушка своею рукой, ничтоже сумняшеся, бросила их в огонь.

Что-то шевельнулось, что-то дрогнуло в государственном лице Фрола Иваныча Скобеева, но только лишь на секунду.

Важный мрачноватый боярин вышел на крыльцо. Множество людей, скопившихся вокруг крыльца, конных и пеших, громко приветствовали его:

– Здравствуй, батюшка-боярин Фрол Иваныч!

Фрол уже направился было к карете, как вдруг взгляд его привлекла весьма миловидная девица, что выставилась в одно из верхних окон, дочь его Пелагея. Фрол нахмурился и зарокотал грозно, но любовно:

– Ты чего это в обычай взяла в окошко выставляться? Геть за пяльцы!

Девица фыркнула, отвернулась и вдруг… Вдруг большая тень пролетела по фасаду дворца и раздался крик с неба: