Шрифт:
ОЛЕГ.
– Why do you love me so much, ma’m? Why do you care of a tramp like me? I know why! You Americans are fond of handicapped! Who am I other than handicapped, mentally disabled?!
Анна подбежала к нему и обняла за плечи:
– Олег, Олег, пожалуйста!
Он ернически поцеловал ей руку:
– И вы, дорогая, полюбили во мне гандимана, а не художника! Это ваша американская черта – такое яркое сочувствие к гандиманам…
Он оттолкнул Анну и пошел к дому, то и дело останавливаясь и провозглашая:
– OK! I’m ready to be your home handicapped! A little whimsy pet, all right?
Проходя мимо соответствующего столика, он хапнул пятерней верхушку роскошного торта.
В довершение безобразной сцены прыгнул в бассейн, как был – в башмаках и одежде. Поплыл, распевая свою песенку.
Анна сидела, закрыв лицо руками. У всех остальных были каменные лица. И только Марджори Янг хлопала себе ладошкой по колену.
– That’s a real Chekhov’s style indeed.
Ольга и Миша Шварц в вагоне сабвея, идущего в Бруклин. Они продолжают, видимо, долгий разговор.
– Хорошие друзья, – сердито говорит Ольга. – Сколько вас здесь в Америке русских художников? Неужели не можете найти Хлеба? Пропал, и все, да?
ШВАРЦ.
– Да ты пойми, Ольга, я сделал действительно все что мог. Везде, где есть наши, ищут Олега, но толку нет. Осталось только в FBI обратиться.
ОЛЬГА.
– Значит, надо в FBI.
Шварц испытующе на нее посмотрел.
– А ты уверена, что надо?
Она хотела что-то ответить, но только рот открыла и замолчала.
– Прости меня, Оля, – продолжал Шварц, – но здесь говорят, что… что ты вышла замуж и счастлива, вот такие есть разговоры…
Ольга отвечала очень нервно:
– Я вышла замуж фиктивно… ты знаешь прекрасно… чтобы выбраться оттуда… разве ты этого не знаешь?.. чтобы снова быть с Олегом… я его люблю… он отец моей дочери… Что касается… ну… других сторон жизни, то это мы с ним сами обсудим…
Поезд подходил к станции. Шварц печально сказал:
– Да, ты права, конечно. Вот моя станция. Пока. Созвонимся, – и вышел из вагона.
…Поезд грохотал, вагон бросало из стороны в сторону. Ольга сидела с каменным лицом, не замечая, как мелькают станции и вагон постепенно пустеет.
Она опомнилась, когда в вагоне осталось не больше 10 пассажиров, и обратилась к соседке, пожилой даме:
– Could you tell me, m’am, what’s the next stop?
Дамочка посмотрела на нее с недоумением и потом закричала на весь вагон:
– Товарищи, кто говорит по-английски?
Пассажиры пожимали плечами, кто-то вытолкал вперед подростка.
– Валерочка, спроси у тети, что ей нужно.
– What are you looking for? – спросил подросток.
В окне вагона появилась надпись Brighton Beach.
– Спасибо, – сказала Ольга. – Ничего не нужно. Я уже дома.
Какой-то господин приподнял шляпу.
– Простите, я вас сразу не узнал, госпожа Басицкая.
Ольга идет по узкой улочке в том районе Бруклина, который здесь иногда именуется «Малой Одессой». Она погружена в себя, смотрит под ноги, иногда резкими движениями поправляет волосы, словно отмахивается от беспокойных мыслей. Поворачивает за угол и видит крепкий двухэтажный дом с просторным porch’ем, на котором возвышается сухопарая фигура деда Арона с газетами в руках. Перед домом запаркован желтый taxi-cab «Chekker».
Будто спохватившись, она останавливается, смотрит на дом, потом вытаскивает сигареты, закуривает, идет прочь, оглядывается, поворачивает назад, снова останавливается, садится на уличную скамейку и опускает лицо в ладони.
Двери на крыльце раскрыты в living room дома Басицких. Мы видим в глубине возле кофейного столика двух погруженных в жаркую дискуссию бизнесменов – Додика и Шуру Соловейко. На столике горой какие-то рекламные проспекты и бумаги.
Еще глубже, в соединенной с living room кухне мама Роза. Ей все время порывается помочь дряхлая Сонечка, а мама Роза всякий раз выводит ее из кухни и сажает в кресло перед телевизором. По лестнице сверху то и дело скатываются, исчезают в многочисленных дверях и снова взлетают по лестницам Мусик, Тусик и Ольгина Машенька, все трое, разумеется, в американских джинсах и майках. Ближе всех к крыльцу сидит Сеня с самоучителем английского.
– What are you talking about, – повторяет он. – What are you talking about… – а сам все время посматривает на улицу, поджидает Ольгу.
Дед Арон раздраженно швырнул на крыльцо сначала «Правду», потом «Новое Русское слово».
– Ну, что они пишут? Одни лжецы, другие олухи! Что пишут – уши вянут!
Проходит в гостиную и слышит Сенино what are you talking about, передразнивает его:
– Ебаут, ебаут! У тебя, Семен, только одно на уме!
Дискуссия двух бизнесменов. (Додик уже тоже облачен в ярчайший клетчатый пиджак.)