Джо Валачи смертельно побледнел…»

На баке лежат «трюмные черти», решают кроссворд. Рядом боцман Витя Сорокин пишет письмо, шевеля толстыми губами.

– Здравствуй, Витя, – шепчет он. – Почему ты мне так долго не пишешь? Я знаю, что ты много работаешь на своем судне, я тоже много работаю, но…

– Витя, назови жвачное животное, – просить Сидор.

– Верблюд, – говорит боцман.

– Верблюд не лезет.

– Отстань, Сидор!

– Назови горную систему, Витя!

– Кавказ.

– Не лезет.

– Отстань, говорю.

– Сонату Бетховена, Витек.

– Аппассионата.

– Лезет! – ликующе заорали «трюмные черти». – Влезла, зараза, тютелька в тютельку.

Бесо и Шота, продолжая ругаться по-грузински, прогуливаются по палубе.

– Ты ничего не понимаешь в хирургии, Бесо! Вспомни, что писал Дженалидзе об одномоментной резекции…

– Исчадие ада, здесь нужна пластика, понимаешь? Тебя, Шота, из института выгонят за бездарность, понимаешь?

– Бесо, Шота! – кричит боцман. – Чокнулись?

– Кушать хочешь, Бесо? – спрашивает по-русски Шота.

– Спасибо, пока нет. А ты хочешь?

– Великий поэт! – кричит Сидор.

– Руставели! – в один голос кричат грузины.

– Лезет! – ликующе орут «трюмные черти».

– «Агенты спрятались в кустах возле виллы Дималжио», – читает Эдик.

Капитан любовно поглаживает самоварчик.

– Умница Екатерина, – шепчет он.

По пляжу шествует огромная демоническая красавица, женщина-«вамп». К ней пристраивается некто в шляпе.

– Извиняюсь, вы не из Ростова?

– Я местная. Отвались.

Шляпа отстает. Поднимется культурист.

– Узнаю землячку из Минска.

– Ложись, – командует красавица. – Я местная.

Культурист ложится. Красавица шествует дальше.

К пляжу пристает ялик. Из него как бешеный выскакивает детина с землечерпалки. Он мечется среди пляжников, тормошит их, кричит лихорадочно:

– У кого акваланг есть? Эй, мужики, у кого акваланг найдется? Эй, кто хочет в долю? Мужики, не прогадаете! На дне бочки с золотом!

К красавице подмазывается щуплый типчик.

– Какое роскошное дитя юга! Лапочка, вы местная?

– Но, синьор, но, – отвечает красавица и вдруг рявкает: – Отвались!

От пляжа отваливает ялик, полный аквалангистов. Они совсем сдавили бедного детину, который еле ворочает веслами. За яликом плывет множество пловцов, кто с аквалангом, кто без, а один на детском надувном крокодильчике.

Катятся волны бескрайнего моря. Красавица стоит одна возле самой воды, трясет пышной гривой, простирает руки к горизонту, поет:

– Я люблю, но об этом никто не узнает…

Опускается вечер, и в его таинственных бликах начинается бурная жизнь. Она развивается от начала до конца главной улицы и обратно, от конца до начала, от стеклянного кафе «Ракета» до стеклянного кафе «Орбита» и обратно. Между этими кафе-близнецами имеется еще распивочная «Южные вина».

Во всей своей младенческой суровости плотными рядами идут молодые морские люди. Они идут, выпятив розовые подбородки, засунув руки в карманы расклешенных брюк, подняв воротники ливанских курток, имитирующих кожу, цыкая желтой от «Кэмэла» слюной, сужая глаза при виде тихо шмыгающих скромных девиц.

– Йе, йе, йе, хали-гали! – несется над главной улицей.

По тротуару торжественно выступает принаряженный Бронислав Иванович Зуппе. Под руку он ведет свою внушительную супругу Екатерину. За ними идет боцман Витя Сорокин. За ним смущенно хихикающие «трюмные черти». Все трое в пиджаках и в галстуках. Замыкают шествие Эдик Евсеев и Толя Маков. Они хохочут, кривляются, подпрыгивают, то и дело подходят к группам парней, ржут с ними, потом бегом догоняют шествие. Шествие направляется в кафе «Орбита».

Бесо и Шота в сумерках идут по причалу торгового порта. Подходят к одному из судов, кричат:

– Анзор! Эй, Анзор!

На палубе появляется вахтенный – Анзор.

– Бесо! Шота! Здравствуйте, генацвале!

– Здравствуй, Анзор. Ты нам оставил немного вина?

– Конечно, оставил. Сейчас.

Анзор скрывается. Бесо и Шота продолжают спор.

– Делаем анастамоз, Шота. Понимаешь, куриная голова?

– Ты ненормальный, Бесо!

Анзор при помощи двух матросов спускает лебедкой на причал огромную бочку.