Шрифт:
Зоркий зритель издали заметит в тоннеле семейство Басицких, их непривычно напряженные лица. Впереди, разумеется, папа Додик, рядом мама Роза, которая обхватила одной левой рукой обоих подростков Тусика и Мусика, а в правой держит гирлянду итальянских пластиковых сумок. Затем торжественный дед Арон, держащий под руку свою шаткую сестрицу Сонечку. И еще дальше новоиспеченное «семейство»: Сеня и Ольга с Машенькой, которая держит за руки обоих.
Тоннель приближается к концу, появляется стеклянная стена аэровокзала, толпа встречающих, вереница желтых такси за стеклом…
– Что и требовалось доказать, – говорит Додик. – Мы в Америке!
– Тусик, Мусик, не глазейте по сторонам! – закудахтала Роза. – Папа, вы держите Сонечку?
– Сонечка крепче тебя в сто крат, – почему-то тихо резанул в ответ дед Арон, вытащил из кармана орден Отечественной войны II степени и приколол его к кармашку френча а-ля Киров.
– Семен, не потеряй Олю! Где Машенька? – продолжала командовать мама Роза.
Ольга еле сдерживала нервную дрожь. Она боялась смотреть на толпу встречающих, не поднимая головы, тихо и быстро говорила Семену:
– Надеюсь, вы не забыли, как себя вести? Надеюсь, понимаете, что он может быть здесь?
Парень жутко страдал, ему, как видно, никакая Америка не была интересна.
– Почему же опять на «вы»? Разве нельзя по-товарищески?.. – бормотал он.
Машенька тянула Ольгу за руку.
– Мама, мне кажется там Олег! Ой, там папина голова торчит! Сеня, смотри, там мой папа!
Некто в ярчайшем американском пиджаке вдруг рванулся к семейству.
– Welcome to America!
Это, конечно, был Шура Соловейко. Обхватил Додика и тряс.
– Додька! Ты здесь! Глазам своим не верю! Рукам своим не верю! Щипайте меня. Щипайте! Розка! Дедка! Туська! Муська! Сонечка, это сон! Щипайте меня! Сенька, это не ты! Ох, Додька, мы с тобой тут такой возьмем бизнес!
Тут Соловейко заметил Ольгу с Машенькой и несколько сник.
– А это наша невестка, – в простоте душевной пролепетала Роза.
– Скажите, где Олег? – еле выдавила из себя Ольга.
– Не знаю, – развел руками Соловейко. – Дизапирд.
Америка расплылась перед глазами Ольги, прокрутилась несколько раз каруселью и померкла.
Разгар делового дня в down town’е. Сан-Франциско. Слегка знакомая нам молодая дама пилотирует новенький BMW. День яркий и свежий. Машина останавливается на горбатых улицах у светофоров, ветер треплет волосы Anne Stuart, т. е. именно той девушке, которую мы уже видели в роли американской корреспондентки на вернисаже у Лики Димитриади.
В районе Интон Square Анн закатывает свою машину в тоннель подземного parking lot. Аттендант в красном жилете берет у нее ключи и дает талон.
– How long will you stay, lady?
Анн отвечает автоматически.
– One hour, – закидывает сумку на плечо, пройдя несколько шагов, останавливается и оборачивается – что-то привлекло ее внимание в голосе аттенданта.
Он уже поехал вниз на ее BMW, но через минуту снова появился на поверхности за рулем белого «кадиллака», усадил в него дряхлого старикашку в клетчатых штанах и получил tips, несколько монеток. Теперь он идет к вновь прибывшему «корвету», протягивает талон черному плейбою. На секунду останавливается покурить среди группы таких же, как он, аттендантов в красных жилетах.
Анн смотрит на испитое, заросшее щетиной лицо и, не веря своим глазам, узнает в аттенданте знаменитого московского художника Олега Хлебникова.
Перед ней возникает на миг возбужденная атмосфера того вечера, на котором они познакомились, и холсты «Долгожданных животных», и насмешливое лицо тогдашнего Олега.
Она нерешительно приблизилась и произнесла по-русски:
– Олег, что вы здесь делаете?
Он посмотрел несколько диковато, но улыбнулся:
– Parking cars…
Ей показалось, что он даже не осознал, что с ним говорят по-русски.
– Don’t you recognize me? – спросила она.
– Well you are woman… – он усмехнулся, – …more preciously, you are young woman…
Она была почти напугана – кажется, он под сильным драгом.
– I am Anne Stuard.
Он весело почти юношески рассмеялся.
– I thought you are Pamela Clark!
Заглянул ей в лицо.
– What’s the matter with you? Wоnna fuck?
В лице ее появилась решимость.
– Yes! Let’s go!
Он хлопнул себя по бедрам, крикнул другу-китайцу: