Петя, Ильгиз и Малахитов выбрались из толпы и медленно пошли по относительно малолюдной улице. Заря уже освещала крыши и верхние этажи домов. В прозрачном небе кружились листовки, сброшенные с самолетов.

– Теперь мы их окончательно потеряли, – огорченно сказал Петя.

– Неужели смоются? – вздохнул Ильгиз. – А где милиция, Женя?

– Не знаю, – развел руками Малахитов.

– Разве вы не сыщик? – спросил Петя.

– Нет, Петька, я обыкновенная канцелярская крыса…

Петя виновато шмыгнул носом.

– Жалко, Петька, что Пилюля выбил у тебя пистолет, – сказал Ильгиз. – Прострелил бы им шину…

– Пистолет? У меня тоже пропал пистолет… – проговорил Малахитов, глядя на Петю. – Ты не видел его?

Петя остановился и опустил голову.

– Женя… я… меня обманули… я думал…

Навстречу им по улице шел увешанный орденами фронтовик. Одной рукой он тащил за собой тележку с мороженым, другой вздымал над головой бутылку вина.

– Ребятам мороженое! Взрослым глоток рому! – провозглашал он громогласно. – Налетай – подешевело! С победой! Глотни, моряк! – сказал он, заметив синие полоски на груди Малахитова. – Пацаны, получайте! Скоро будет настоящее мороженое! Из молока!

Мороженщица поспешала за ним, причитая:

– Тележку-то не покалечь, генерал! Я за нее ответственная!

Когда счастливый фронтовик удалился, Малахитов обнял Петю за плечи и сказал Ильгизу:

– Ильгиз, нам нужно поговорить с мастером Питом с глазу на глаз, а ты пока беги в ближайшее отделение милиции и обо всем доложи.

– Вас понял! – бойко козырнул Ильгиз и побежал по улице с мороженым в зубах.

Малахитов и Петя зашли в безлюдный переулок и остановились под кирпичной аркой старого дома.

– Это ты взял пистолет? – тихо спросил Малахитов.

Петя кивнул и умоляюще посмотрел на моряка.

– Женя, скажите, какая у вас настоящая фамилия?

Малахитов не успел ответить, как в переулок, взвизгнув тормозами на повороте, влетел «додж» и остановился боком, ибо впереди был тупик.

– Куда заехал, лапоть?! – взревел Мамочко.

Водитель попытался было развернуться, но тут на подножку «доджа» вскочил Малахитов, вырвал ключ зажигания и зашвырнул его за высокий забор, в густой сад.

В следующее мгновение Мамочко ударом ног сбросил моряка на мостовую.

– Сдавайся, Мамочко! – крикнул Малахитов. – Ты-то от меня не уйдешь!

Он встал и сделал шаг к машине. Бандиты, забыв про своего хромого вожака и драгоценный груз, приноровились было бежать, как вдруг Мамочко сунул в руку Пилюле пистолет и заорал зверским голосом, показывая на Малахитова:

– Стреляй в легавого, волк!

Пилюля с исказившимся лицом сделал несколько выстрелов, и Малахитов упал.

– Женя! – отчаянно закричал Петя и бросился к упавшему.

С ревом низко-низко прошел над переулком биплан и сбросил целый ворох праздничных листовок.

Пилюля, осознав содеянное, громко истерически зарыдал. Он продолжал стрелять, теперь уже в Петю, но рука его не слушалась, пистолет плясал в воздухе, и пули летели куда попало. Одна из них сорвала штукатурку прямо перед носом вбежавшей в переулок Эльмиры.

– Стойте, дешевки! Подождите! – кричал Мамочко улепетывающим подручным, но те его не слышали. Мамочко ковылял по асфальту, всхлипывал, размазывал слезы по подбородку, бормотал:

– Эх, не заладилась у тебя житуха, Мамочко Борис…

Далеко убежать им не удалось: в переулок въехала милицейская машина, и бандиты подняли руки вверх.

…

Петя держал за руку Малахитова и умоляюще шептал:

– Женечка, не умирайте… Женя, пожалуйста, не умирайте…

– Стараюсь, – сквозь зубы простонал Малахитов и потерял сознание.

Подъехала «Скорая помощь». Моряка положили на носилки, голова его приподнялась.

– Петя! – позвал он.

– Женя, можете ли вы простить мне канцелярскую крысу? – воскликнул мальчик. – Можете вы меня простить за все?

– Марину… Марину береги… – прохрипел Малахитов. Голова его упала.

Носилки задвинули в фургон.

Солнце уже заливало весь город, все запруженные веселой толпой улицы, горело в окнах, в стеклах трамваев, в глазах…

Ликование продолжалось, но теперь оно приняло уже более спокойный характер, хотя кое-где начиналась вдруг веселая охота за фронтовиком, и вот уже бравый вояка, придерживая головной убор, летел в воздух.

Петя тихо шел в толпе с отрешенным видом. Он миновал бухающий геликонами огромный оркестр и оказался на площади около танцующих и поющих людей. Звук оркестра уплывал вдаль, но приближалось пение патефонов, которые стояли прямо на асфальте и вокруг которых танцевали маленькие группки молодежи.