Мишель подошла к окну и сделала вид, что любуется пейзажем. Окно выходило в сад, и она сразу узнала место, где в прошлый визит Ксавье угощал ее грушей. Сейчас, однако, большая часть плодов уже была снята. Вдали, за садом, виднелись горы. В этом мире царили тишина и умиротворенность в отличие от ее собственного, всю последнюю неделю сотрясаемого бурями страстей.

— Тебя обязательно будут спрашивать, как мы познакомились. Так что нам не надо забывать, что мы уже рассказали Люсиль и Морису, и пытаться минимально отклоняться от правды, — продолжал тем временем Ксавье. — Как тебе кажется?

— Мне кажется, — с горечью ответила Мишель, — правда уже так удалилась от нас, что стала похожей на звезду, о которой знаешь, но не видишь ее.

Ксавье поднялся с кровати, подошел и остановился у нее за спиной. Он положил руки ей на плечи, заставил повернуться и посмотреть ему в глаза.

— Все будет в полном порядке, увидишь, — мягко сказал он.

Нежность, прозвучавшая в его голосе, не смогла утихомирить демонов страсти, разбушевавшихся в ее груди при его прикосновении.

— Хотелось бы верить. — И Мишель резко отодвинулась от него.

Сам воздух вокруг них, казалось, наэлектризовался от едва сдерживаемых эмоций. Ей настолько хотелось прильнуть к широкой груди Ксавье и прижаться губами к его рту, что она была потрясена силой желания… и ужаснулась тому, что приходится так активно бороться с искушением.

Мишель испытала колоссальное облегчение, когда Серж вбежал в комнату, держа в одной руке деревянного щелкунчика, а в другой — своего верного Бобо.

— Мишель! Тетя Мишель! Можно мне оставить себе эту куклу? — воскликнул он с таким отчаянием, словно от этого зависела сама его жизнь.

— Тихо-тихо, малыш, не кричи так. У тебя же куча игрушек дома, — с улыбкой сказала Мишель, подхватив его на руки.

— Но это же Щелкунчик! Разве ты не видишь? Помнишь, мы читали про него?

— Конечно, помню, родной. Ну куда тебе больше игрушек?

— Он так мне нравится… — Нижняя губа маленького мальчика предательски затряслась, и Мишель вдруг поняла, что он устал.

Она кинула взгляд на часы: немного рано для сна. Но все признаки утомления были налицо — Серж тер глаза обеими руками и беспокойно крутился. Так что если она не поспешит, то скоро он раскапризничается и ей придется потратить немало сил, пока удастся утихомирить его.

— Давай мы с тобой поговорим об этом после того, как ты отдохнешь, ладно? — сказала она, целуя мальчика, и отошла от Ксавье. — Что скажешь?

Серж зевнул, подумал, потом нехотя согласился:

— Ладно. — И добавил: — Только можно я возьму Щелкунчика с собой в кровать? — Голос его прерывался, так что Мишель тут же уступила.

— Конечно, можно.

Ксавье смотрел, как она отнесла мальчика в соседнюю спальню, присела рядом с ним на кровати и стала уговаривать раздеться.

— Нет, я не хочу снимать мой красивый костюмчик, — решительно заявил мальчик.

— Ладно, мой золотой. Но против ботинок я категорически возражаю. Посмотри, какой красивый плед, он обидится, если ты его испачкаешь. И ботинки хотят познакомиться с ковриком. Смотри, какой красивый коврик. Ты будешь спать, а они будут с ним разговаривать.

Серж улыбнулся.

— Тетя Мишель, ты такая смешная. Разве ты не знаешь, что ботинки не умеют разговаривать?

Ксавье слушал и улыбался. Ему нравилось, как ласково и с пониманием Мишель обращается с мальчиком, нравилось, как она смешит его даже тогда, когда тот входит в раж и становится почти неуправляемым.

Он отошел от окна и остановился в открытых дверях между комнатами.

— Мишель, если хочешь, можешь запустить вентилятор. Выключатель у двери.

— Спасибо. Так жарко, просто не верится, что уже осень.

Серж уже лег на кровать, натянул плед до самых глаз и поглядывал на взрослых с самым проказливым видом.

— Ты почитаешь мне сказку? — спросил он Ксавье.

— Я почитаю тебе, Серж. Дядя Ксавье занят, — тут же сказала Мишель.

— Но я совсем не так уж занят, чтобы не почитать ему, — мягко возразил тот. — Конечно, Сержи. Какую ты хочешь?

Мальчик заулюлюкал от радости.

— Давай сначала «Кота в сапогах», а потом уже «Щелкунчика». А потом…