На двери каждой комнаты был прикреплен номер и мелом был сделан рисунок, дававший представление об обитателе или передававший то или иное послание. Можно было увидеть повешенный скелет, куривший трубку поверженного ангела, падающею в воды Флит, двух свиней которых все называли папашей Хаггинсом и его сыном, ягодицы актрисы Сидони Смитсон, о которых так сожалел один разорившийся драматический актер, и так далее.

Шеннон и ее сын подошли к главному надзирателю:

— А вот и мадемуазель Номер Шесть вернулась!

— Мне не нравится, когда вы меня так называете, мсье Мармадьюк, — отозвалась Шеннон.

— Перед моими глазами проходит столько народу! И вы хотите, чтобы я помнил все имена?

— Это после шести-то лет?

— После шести лет, мадемуазель Шеннон Глэсби, вы остаетесь для меня обитательницей номера шесть. И я утверждаю, что такое имя подходит вам, как и всем другим, гораздо лучше, чем настоящее.

— Комната свободна?

— А что, вы думаете, что кроме того еврея еще кто-то захочет жить в этой проклятой конуре?

Через двенадцать лет после смерти еврея Манассии в тюрьме Флит еще были живы воспоминания о нем. Разорившийся после неудачной попытки возвести на престол Якова II, этот ростовщик из Суафворка удостоился сомнительной чести быть самым «богатым» несостоятельным должником в истории Флит: у него было долгов на два миллиона фунтов стерлингов.

Он жил отшельником в комнате под номером шесть на четвертом этаже Господского дома. Там, отказываясь идти на контакт со своими соседями, он в течение семнадцати лет покрывал стены небольшими рисунками. Лишенный Ветхого Завета, еврей воссоздавал главные эпизоды истории своего народа. Его фреска достигла таких размеров, что на стенах не осталось, ни дюйма свободного места. После его смерти управляющий велел закрасить все рисунки известкой, чтобы навсегда уничтожить «это богохульство, где ни разу не появляется Иисус Христос».

Только через два месяца после ремонта, к всеобщему изумлению, рисунки еврея вновь проступили сквозь слой известки. Все кричали, что эта камера была проклята и что душа Манассии навсегда поселилась в ней.

Привидение, более того привидение еврей. Этого оказалось достаточно, чтобы никто не хотел даже заходить в комнату под номером шесть.

Но, попав во Флит, юная Шеннон, боявшаяся близкого соседства с другими заключенными и невосприимчивая к слухам о привидении, согласилась жить в комнате покойного Манассии. Там ей было хорошо.

Маленький Филипп толкнул деревянную дверь, на которой была вырезана звезда Давида. После шести месяцев, проведенных в доме Убогих, в комнате Стэндишей, они без особой радости возвращались «домой».

Мальчик сел на маленькую железную кровать.

В свои шесть лет, хоти Шеннон никак не удавалось обучить его чтению, он знал наизусть древнюю историю евреев, поскольку от матери не раз слышал имена персонажей и названии мест, изображенных на степах Манассией.

Над кроватью, на уровне своей головы, он вновь увидел рисунок, изображавший встречу Иуды и Тамар.

Шеннон же около своей подушки опять нашла изображение Руфи и Ноэми, идущих в Вифлеем.

Сердце Шеннон защемило от боли. Она вспомнила, что, рассматривая это изображение шесть лет назад, после своего приезда во Флит, она поняла, что беременна стараниями Августуса Муира.

Шеннон каждый день ходила в «Красный мундир». Кен и Марсия Гудрич оказались хорошими хозяевами, добродушными, щедрыми и колоритными.

— Видеть, как они постоянно ссорятся, осыпают друг друга обвинениями, в которые сами не верят, — это для меня забава, — говорила Шеннон. — Можно подумать, что они играют в какую-то игру.

Гудричи рассказали, что они приехали с Барбадоса.

В жилах Марсии текла кровь племени аравак. Именно поэтому обе семьи не одобрили этот брак, и Гудричи предпочли уехать в Англию.

Лавка «Красный мундир», приобретенная семь лет назад за триста фунтов, оказалась невыгодным делом. Английская пехота, поддерживаемая в свое время Кромвелем, постоянно сокращалась в пользу флота. Кен и Марсия надеялись, что когда-нибудь им удастся перепродать «Красный мундир» каким-нибудь «глупцам» и осуществить свою мечту. Для нее это был маленький домик на севере Лондона, около бухты Хампстед, для него — рыболовецкая хижина на берегу Ла-Манша.

Появление Шеннон стало для них глотком свежего воздуха. Она хорошо работала, благодаря ей они могли продавать больше товара и специализироваться на пришивании пуговиц.

В мае 1723 года Джон Хаггинс-младший, сын управляющего Флит, неожиданно нанес визит в «Красный мундир».

— Вы довольны Шеннон Глэсби?

— Мы очень ею довольны, спасибо.

— Можно ли сказать, что ее присутствие пошло на благо вашему заведению?

— Безусловно.

Хаггинс-младший без обиняков потребовал от Гудричей, чтобы они выделяли ему часть из денег, которые получала узница Флит.