— Марлен Марленович в основном интересуется охотничьим оружием, поэтому и коллекция охотничья.

— Я в курсе. Но вот в Твери, насколько я знаю, выставлялось и старинное военное оружие.

— Несколько экземпляров старинного оружия в коллекции имеется, – нехотя подтвердил собеседник. – В основном это подарки случайных знакомых, не особенно разбирающихся в пристрастиях Марлена Марленовича.

— Ну да, ну да, понимаю, – сочувственно произнес Максимов, по всей видимости озабоченный глубиной невежества некоторых «случайных» знакомых господина Проньина.

— Но, так как Марлен Марленович исключительно тактичный человек, он не мог не выставить эти подарки. Чтобы не обижать людей. Но сам он никогда не покупает военное оружие! Каким бы старым оно ни было. Выставляли мы несколько пищалей, ружей. В основном средневековое огнестрельное...

— А холодное разве не выставлялось? Как же так? Вот смотрите, я распечатал из Интернета.

Матвей Петрович бросил подозрительный взгляд на журналиста, и снова предчувствие близкой беды ледяной змеей проскользнуло в его душу. Сердце вдруг сжалось. Показалось – оно на мгновение остановилось, оставив конечности, мозг и даже, кажется, волосы без живительного кровеснабжения. Потом – тук, тук – ожило!..

Как только кроветок восстановился, Матвей Петрович первым делом мысленно послал очередное проклятие Интернету. Этот богопротивный... Черт возьми! Не слишком ли часто он в последнее время обращается к метафизическому началу.

«Н-да, – подумал он, – это становится для меня обычным делом. Но как еще скажешь об этом исчадии ада, пронизавшим всю нашу жизнь своими незримыми рентгеновскими лучами? Как еще скажешь об этом всевидящем оке, не знающем покоя ни днем ни ночью, неустанно собирающем досье на всех жителей планеты, скрупулезно, по каплям, по песчинкам накапливающем «эвересты» данных, ожидающих своего часа в необъятных информационных закромах, пока вот такой «любознательный» засранец, выполняющий чей-то заказ (в чем-чем, а в этом Матвей Петрович больше не сомневался) не наберет на клавиатуре поискового браузера несколько букв и в ту же секунду получит доступ к та-а-ким подробностям из частной жизни всеми уважаемых людей, о которых и не мечтали компетентные органы в самые безоблачные годы своего существования.»

Матвей Петрович разозлился на себя:

«Ну почему, почему я такой трус, шарахаюсь от любой ерунды. Совесть нечиста? Вон у людей – совесть отсутствует напрочь, и ничего – живут себе. Возьми Марлена – какая там совесть?! И что немаловажно – кожа слоновья. Ничего не боится! Или делает вид? Нет, скорее не боится. Уж кого-кого, а Марлена он как облупленного... Такие, как Марлен и добиваются сейчас успеха. Страха нет ни за себя, ни тем более за других. Не чета ему, Матвею Петровичу, с фамилией второй по твердости после алмаза».

И Матвей Петрович горько усмехнулся. Мысленно…

«Скорее всего, воображение у меня слишком богатое», – огласил он самому себе сравнительно мягкий приговор.

Потом отбросил неприятные мысли и рассеянно переспросил:

— Холодное?

— Холодное, – подтвердил настырный журналист.

— Что ж вы хотите? Коллекция большая. А холодное – это, так сказать, «сопутствующие товары». Есть и холодное, но... если можно так выразиться, непрофильные экспонаты.

— Да я так, к слову! – Максимов выразительно посмотрел на Матвея Петровича, и уже в который раз повторил: – духовная составляющая коллекционирования куда интересней предметной. Но, тем не менее, у меня тут несколько вопросов.

— Конечно-конечно! Я же обещал ответить на все вопросы – как предметные, так и духовные.

— Большое спасибо, Матвей Петрович! – обрадовался Максимов, и в его голосе прозвучали такие искренние нотки, что поневоле можно было усомниться в их естественном происхождении.

— Тогда прошу. – Корунд сделал широкий приглашающий жест. – Посмотрим коллекцию, по пути и продолжим нашу приятную беседу.

 Зал, куда они прошли по длинному коридору, выглядел вполне музейным – повсюду средневековые гравюры с изображением сцен охоты, охотничьи трофеи, оружие.

 «Ну, что ж, почему бы богатому человеку, – подумалось Максимову, – не содержать собственный музей. Во всех отношениях благородное занятие. У нас этим никого сегодня, пожалуй, не удивишь. Все дело лишь в цене вопроса. И картинки эти в коридоре и экспонаты, как я погляжу, подлинники».

— Это всё подлинники. И вообще – можете не сомневаться! Всё, что вы здесь видите, – настоящее! Все, что выглядит как золото, сделано из стопроцентного золота, если выглядит, как серебро, сделано из серебра, – похвастался Матвей Петрович.

Он не заметил, как его гость неожиданно вздрогнул.

— Я и не сомневался, – пробурчал Максимов, и в его голосе вдруг почувствовалась рассеянность.

Он пристально вглядывался сквозь пространство выставочного зала туда, где находилось что-то, что привлекло его внимание, надо полагать, гораздо больше, чем всё остальное. Они продолжали идти и беседовать, но Максимов уже не с должным вниманием слушал треп Матвея Петровича, позабывшего старую истину «болтун – находка для шпиона» и соответствующий наказ босса.