– Невинные глаза малюток, жителей города будущего, то-се, букетик полевых цветов... – объяснял нам Митя.

– Мить! Какие полевые цветы, ноябрь на дворе!

– Точно, – расстроился он.

Детьми нужно было дирижировать, журналистам – раздать тексты речи Петрова, где важнейшие куски будут выделены маркером. На всякий случай. Чтобы не переврали тезисы – даже лучшие журналисты к этому склонны. Не говоря уже о Юрии Пеночкине, который вместо репортажа о Петрове может прислать эссе о какой-нибудь спортивной школе в Железнорудном. Одним словом, пора было спешить в секретный город.

Машины не было, как всегда. Виолетта поехала укреплять ногти акрилом. Курочкин прошептал: «Не могу сейчас говорить» и бросил трубку. В штабе сидел один Семен Семеныч, который и вызвался нас отвезти.

– Ехать тут полчаса, куда вы так торопитесь? – ворчал он, втискиваясь за руль.

Через полчаса мы ехали по хрестоматийным заснеженным просторам Сибири и как раз миновали какой-то подмороженный долгострой, похожий на многоэтажный коровник.

– А где Железнорудный? – тихонько пискнула Вася, уже считая минуты.

– Еще каких-то пять секунд, – твердо заявил Семен Семеныч и украдкой набрал номер на мобильнике. – Кирилл Степанович? Спасибо, здоровье хреново. Да ты что?! Уже замуж? А я ведь ее помню вот такусенькой... Уточнить хотел – еду в Железнорудный, свернул на Разинский объезд, что-то никак не доедем. Да ты что? Ничего страшного... да уж конечно.

Старый чекист обернулся к нам и с непроницаемым лицом сообщил:

– Придется чуть-чуть объехать.

Мы молчали. Васька судорожно подсчитывала, сколько минут у нас в запасе, а я представляла себе кару, которая должна постигнуть Семеныча. В моем воображении фигурировала кипящая вода... и, может быть, немного лука и специй.

Через полчаса мы вернулись в Северск. Немного постояли в пробке. И еще через полчаса доехали до Железнорудного. Молчание в машине сгустилось до каменной консистенции. Оно только пару раз было прервано звонками от Мити и Гарика. Мы бормотали в трубки неразборчивое «бля-бля-бля»...

Петров давно бродил по производственным мощностям Железнорудного, выбирая, где потеплее, а мы все еще стояли на контрольно-пропускном пункте. Крашеная блондинка с лицом пожилого бультерьера третий раз рассматривала наши паспорта и чужедальнюю прописку. Гримершу Леру она отказалась пропустить сразу и твердо, а мы как-то просочились, причем Васька не переставала хлопать глазами кристальной чистоты.

Судя по всему, встреча Петрова с электоратом уже закончилась, потому что какое-то подобие букетика полевых цветов уже было у него в руках, журналисты разбегались, а Гарик имел сумеречный вид.

– Совесть у некоторых, – высокомерно бросил он нам, – находится на одном уровне с их очень скромными талантами...

Я знала, что это неправда, и ощущала, что на нас смотрит вся свита Петрова, включая Ларису с усиками – она выглядела сегодня так, как будто ночевала в юрте у эвенка-оленевода. Наш кандидат не в пример ей выглядел жизнерадостно – как будто уже выиграл свои главные в жизни выборы.

Курочкин на ходу шепнул, что везет Петрова обедать, через два часа – общий сбор в штабе, а я выгляжу потрясающе эротично в этой рубашке. Я мысленно поставила рубашке пять баллов и гордо пронесла ее сквозь свиту Петрова к своим – Мите, Капышинскому и Андресу.

– Слышали?!.. Журналист Пеночкин тут заявил, что знает Человека-Дерево, который собирается стать президентом без всяких выборов!

– Кому заявил?

– Петрову и заявил! – растерянно сказал Андрес. – Говорит, Человек-Дерево хочет донести до людей идею Великого Посада!

Васька истерически ржала, прижавшись лбом к батарее...

Общий сбор в штабе прошел скомканно. Уже стояли и фырчали на морозе автобусы – везти свиту премьера в аэропорт. Все говорили хором: кто-то – о шансах Петрова, кто-то – о «ночи ужасов» в санатории МВД, кто-то – о предвыборных роликах, кто-то несколько раз, повизгивая, спросил, где тут купить кедровых орехов – как будто мы занимались их околачиванием. Петров разрумянился и улыбался, как гусь в яблоках. Спасибо, сказал он.

– Мы все-таки работаем ради вашей победы, – вежливо пожала плечами Васька.

– Не всегда победа на выборах – самая главная победа в нашей жизни, – туманно ответил Петров и заулыбался еще шире. – Как вы понимаете, быть президентом чудовищно тяжело. Очень тяжело. Особенно если речь идет о России. Но так же тяжело вырваться из обоймы Кремля, если уж ты в нее попал. Одно тяжело – и другое... Так вот, иногда приходится делать очень тяжелые вещи.

Какую из двух вещей он имел в виду, Петров не уточнил. И улетел.

– Как мне не хватало тебя эти два дня, малыш, – шептал вечером Курочкин мне в затылок. – Все прошло отлично – не блестяще, но... так, как надо. Продержимся еще две недели? Еще две недели до нашей полной абсолютной свободы?