Крутоус Катерина
Шрифт:
– Ну вот, и что мне подобрать к этому костюму? У меня ничего такого нет.
– Она расстроено крутила в руках довольно увесистую инкрустированную шкатулку черного цвета. Мягкая бархатная ткань, покрывающая поверхность, ласкала руки, приглашая нырнуть в недра, полные самых разных видов драгоценностей: от простейших не очень дорогих камней до стоящих немалые деньги украшенных бриллиантами “безделушек”. Проигнорировав Кьярин последний вопрос, я продолжала интересоваться тем, что в эти минуты полностью занимало мои мысли.
– А почему вам запрещено пользоваться этими способностями?
– Если откровенно, Саша, то мне это неведомо. Знаю лишь, что те, кто уж очень явственно проявляют свой дар (в основном в виде гипноза или ведьмовских штучек), рано или поздно начинают платить по счетам. Не знаю, кому, даже не спрашивай, но известно, что это довольно крупные и чувствительные расплаты.
– Гипноз?
– невольно призадумалась я. Ведь даже в последнее время мир так и кишел проявлениями этих самых колдунов или экстрасенсов, как большинство из них сами себя называют.
– На самом деле, Саша, элементарным видом гипноза владеют все древние. Мне кажется, что это что-то вроде нашего наследства. Но среди нас попадаются и такие, которые способны на более значимые… ммм… вещи. Так вот, они уже не простые древние, а ведьмы и ведьмаки, если точнее, то потомки тех самых представителей ведьмовских семей, которые поначалу добровольно покинули этот мир во имя исполнения своей миссии, а потом совершили предательство. Помнишь, я тебе о них рассказывала?
– я согласно кивнула. А Кьяра тем временем продолжала.
– Однако они все знают, что рано или поздно заплатят за измену своим предкам, а посему стараются, как могут, дабы урвать последний куш. Особенно интенсивно пытаются использовать свои способности мужчины, поскольку на мужчинах-ведьмаках их род прерывается. Благодаря своему влиянию на простых смертных, они образовывают своеобразные секты, куда завлекают наивных представителей рода человеческого, после чего обдирают их как липку. Их арестовывают, порой даже предъявляют обвинение, заставляют платить штраф, иногда им приходится отбывать тюремное наказание… Но все это ничто по сравнению с тем, какое возмездие ожидает их со стороны тех древних, коих они однажды презрели.
– Кьяра методично примеряла один за другим яркие, разнообразные обручи, к которым она питала ни с чем не сравнимую слабость.
Черные, красные, зеленые, широкие, узкие, обычные, перетянутые разномастными тканями, с украшениями и без оных - у этой девушки была своеобразная коллекция, к которой она относилась столь трепетно, что каждого, кто осмелился бы критиковать Кьярины предпочтения, ждал бы более чем прохладный прием. Что бы кто ни говорил, а у каждого человека есть свои слабости. Кто-то собирает фантики, кто-то открытки или спичечные коробки, кто-то отдает предпочтение маркам и значкам, а кто-то, как Кьяра увлекается украшениями. Стоит ли сие порицания? Кто знает, что именно стоит человеку делать, а что - нет, чему поклоняться, а что - поносить. Мне кажется, что надобно с уважением принимать слабости ближнего своего. Притом, что кто нам поведает, что на самом деле стоит считать сильным, а что слабым проявлением характера? Да, меня часто ни с того, ни сего заносило в подобную степь философских размышлений.
Внезапно, без какой-либо очевидной причины, Кьяра резко повернулась в мою сторону и тяжело осела на край кровати. Еще мгновение и у нее из глаз потекли слезы. Я обомлела. Тогда мне еще сложно было без удивления реагировать на ее перепады настроения, которые то западными, то восточными муссонами налетали на хрупкое Кьярино тело, черпая силу бурного торнадо, глубоко запрятанного внутри ее противоречивой сущности, дабы сокрушающим ливнем обрушиться на мою не совсем окрепшую психику после последних потрясений, встретившихся на моем пути.
– Кьяра, что произошло? Что-то случилось? Ну же, говори!
– я недоуменно глядела на подругу, совсем не понимая, что вызвало ее странную реакцию.
– Саша, я так больше не могу!
– прерывисто всхлипывая, начала она. Я терпеливо слушала, все еще не находя ни единой точки соприкосновения с происходящим.
– Уже столько времени прошло с того дня, когда Тони исчез. И чем дальше, тем больше я за него волнуюсь, не случилось ли с ним чего!
– “Опять двадцать пять!
– подумалось мне.
– Наша песня хороша - начинай сначала!” Хотя, может, я была слишком жестока по отношению к девушке, которая всего лишь по уши влюблена в вампира? А Кьяра тем временем продолжала заниматься мазохизмом, щедро посыпая солью царапины страданий, которые она сама же себе и наносила.
– Мне кажется, что еще немного и я начну сходить с ума.
– Мне ведь тоже было семнадцать, почему же я не разделяла чувств и беспокойства, которые испытывала моя подруга? Почему так равнодушно относилась к ее, как мне казалось, несколько раздутым проблемам? Позже я поняла, что всему виной было безразличие, непонимание человека, которому неведомы были похожие чувства. Но тогда я себя сдерживала, терпеливо выслушивая Кьярины доводы уместности самобичевания. Ох, как же мне хотелось закончить начатый разговор, как же хотелось побыстрее выяснить, то, что терзало меня в последние дни, то, что заперло дверцу, за коей благополучно погрузило в сладкий сон мой ненаглядный покой, то, что, как пока еще едва слышно подсказывала впервые подавшая глас моя пока еще застенчивая интуиция, не сулило ничего хорошего…